Читать «Облачный Храм» онлайн - страница 34

Татьяна Алексеевна Мудрая

  Тут я спросила почти вслух, внутри себя, но очень даже внятно:

  - А есть такой всеобщий язык? Не праязык, как у Гумбольдта. Он ведь был, а не есть.

   - Хочешь знать? Смотри, - сказали внутри меня, и одновременно с этим всё нынешнее исчезло вместе с моей телесностью. Я не была ни Татьяной, ни женщиной, ни матерью, ни дочерью, ни русской, ни идущей в толпе, ни жителем Земли... Ни помышлением о том, что я, оказывается, никто - и в то же время всё сразу.

  Потому что на ясном салтыковском небе передо мною возникли облака или туман. А на этом фоне во всей красе цвело дерево с широкой кроной и мощным стволом - дуб или осокорь. Вместо или вместе с листьями на его ветвях шелестели разноцветные, радужные ленточки с надписями, но, возможно, и без них.

   - Ты этого хотела, малыш?

   - Шутишь. Да это же одно к одному древо индоевропейских языков, которое я сегодня видела на кафедре общего языкознания. Картина. Маска. Видимость.

   - Правду говоришь. Так ты хочешь знать по-настоящему?

  Тихий дружелюбный смех.

   - Да. Конечно.

  На этих моих внутренних словах облака разверзлись. И стало ничто.

  ...Серебристое и мерцающее, как те рисунки, что появляются, когда закроешь глаза и снаружи надавишь на веки. Это знание, и оно идёт через мою прозрачность, мою проницаемость так легко, как гребень через чистые волосы. Или это я гребень, а оно - нет, ты! нет, я! - масса хорошо вымытых и расчёсанных прядей. И еще это радость. И бессловесность. И отсутствие образов.

  ...А потом я, наверное, вспомнила о себе. Или мне велели вспомнить, не знаю. И картина вмиг оборвалась.

   Ни горя, ни разочарования. Только легчайшая, смешливая грусть: "Вон, рыночный тополь со ржавыми листьями - всё, что осталось мне от Дерева".

  Оказалось, что не всё. Много чего ещё.

  С женщиной начинают говорить изнутри, как бы вкладывая понятия, может быть - разворачивая уже вложенное до того. "Вот прямо с сегодняшнего дня не рви попусту цветов и даже травы, не обижай животных и не говори плохо ни о каком служителе даже самой, на твой взгляд, странной и неортодоксальной религии. Гляди в глаза, ищи там свет. Бери всё, что встретишь на своём пути, и вплетай в него".

  Еще через год:

  "Вина не пей: оно делает тебя не такой, какой ты задумана".

   Чуть позже:

  "И мяса не ешь. И рыбы. Ничего вообще такого, что может на тебя посмотреть с укором. Незаменимые аминокислоты? Чепуха. Сначала назвали, а потом загипнотизировались своей же вербальностью. Вот увидишь - твоей жизни это помехой не станет. Истинной жизни не смеет помешать никто и ничто".

  Кто говорит? Она не спрашивает. Знает, хотя это знание никак не выражается св словах.

  Дочка, ее учение в школе и несколько позже - в Тимирязевке, своя научная работа пьют силы, снашивают внешнюю привлекательность, предназначенную для супротивного пола. А оно нам надо, хозяин? Зато зрение чёткое, как никогда, - надо же уметь встречаться со взглядами зверей, цветов и трав. Слух истирается, как тонкая золотая монетка: плотней смыкаются стены бытия. Мало-помалу отступает от Татьяны, теряется в тумане всё, из чего слагается обыкновенная человечность. В смысле принадлежности к роду-племени.