Читать «Облачный Храм» онлайн - страница 33

  Бегущие облака: замужество, материнство, кропотливая работа над словарем экзотических названий, дежурство по мужу в больницах и реанимациях. Библиотеки, гости, коридоры. Смерть бабушки - очень вовремя: не успела еще и над правнучкой поиздеваться. И легко ушла: всего неделю пролежала в параличе.

   Смерть мужа. Дочке в школу через два месяца, от нее сначала скрывают. Это нетрудно - папа и так две трети жизни отсутствует. Но - подсознательно всё понимает еще до того, как ее собственный дед не выдерживает: "Да умер он, твой папа Юра". Через неделю после похорон отца начинают сыпаться на подушку тонкие детские волосишки. Врачи сначала лечат от лишая, потом догадываются: нервный спазм черепных сосудов, со временем само пройдет.

  Ибо всё проходит - жизнь и смерть, радость и горе. Всё не так уж сильно впечатляет молодую женщину. Небольшие клейма на душе - вроде тех, что остаются от прививки оспы. У Татьяны нет ни одной такой - только шрамик от пурпуры, или чёрной оспы, держался года три, пока не стёрся насовсем.

  Неплохая и непрестижная работа - как у всех. Дружная семья - как у всех. Дочка Людмила, "Милая Людям": продолжение рода. Этого - продолжения себя самого - покойный муж и отец желал страстно. Разговоры насчет нового супружества - какая чушь! Нет, не из-за ребенка, которого не хочется ни с кем больше делить. Просто побывала разок в замуже, нюхнула - и отворотило напрочь: довольно, баста! Диссертация, которую Татьяна Алексеевна защитила лет через пятнадцать - успешно, однако с теми почти неимоверными усилиями, которые сопутствуют заведомо бестолковому делу.

   Смысл жизни? Это ради такого мы живём?

  

   Вот интересно: случилось - и было похоронено внутри, как любой яркий невсамделишный сон, что не требует никаких действий. А теперь думаю, что это было самое для меня главное. Еще при Юрке и до защиты эпохального труда: я тогда как раз возила черновик научному руководителю, умница был редкостный. Одобрил, но велел из словаря сделать обычный текст страниц этак на тридцать - словари нынче запретили подавать на защиту, нужно солидный перечень названий всяких шапок уборов оформить приложением. И список источников подсократить, чтобы не перевешивал того, что из них извлечено.

  Как-то несильно это всё меня огорчило. Наверное, из-за погоды: день был, как я люблю, тёплый, солнечный, и ветер был тёплый, мощный, нёс меня по улице как добрый конь. Заворачивал оборки платья - тогда я как раз кончила, наконец, кормить и таскаться с бутылочками из молочной кухни, постройнела, земля, как в юности, начала слегка подаваться и пружинить под каблуком.

  И думалось мне тогда как-то странно. Писатель Александр Грин говорил, бывало: "Я люблю тебя на разрыв сердца". Так вот: я думала, наверное, на разрыв мозга. Это было совсем нестрашно - говорили мне, так нестрашно в детстве тонуть, когда не соображаешь, что происходит, и не чувствуешь нехватки воздуха.

  Писала диссер я, кстати, на стыке лингвистики и этнографии. Школа "Worden und Sachen", "Слов и вещей". И, как помню, пришла ко мне мысль, что для параллельного думания в том и другом аспектах нужно две разных головы, а иначе скатишься в двойное упрощенчество. Это как с языками: как ни пыжься, адекватный перевод с одного на другой невозможен в принципе. И оттого они разъединяют вместо того, чтобы соединить.