Читать «Облачный Храм» онлайн
Татьяна Алексеевна Мудрая
Мудрая Татьяна Алексеевна
Облачный Храм
ОБЛАЧНЫЙ ХРАМ
Каждый человек сотворён из воспоминаний.
Воспоминания соприкасаются с тем,
что называют реальной действительностью.
Однако не совпадают с ней целиком и всецело.
Облака в апреле.
При этих словах за горячей лобной костью возникает целая картина: поселковая улочка упирается, как в стену тупика, в ручной сосновый лес. Тротуары из выпуклого - прямо хлебная буханка - клинкерного кирпича вытаяли едва наполовину, на рыхлом льду мостовой - глубокие прозрачные колеи, в которых плещется голубая весенняя вода. Дома и домики под железной, крашенной суриком, или черепичной замшелой крышей. И чуть вдали парят, вздымаются над лужами, над домами, над лесом, посреди густой весенней лазури блистательные громады. В точности как на полотнах художника Николая Дубовского, о котором ей пока известно лишь то, что он рисовал с натуры красивые облака. (Надо говорить "писал", только она пока о том не догадывается. И о том, как много разнообразных и куда более плотных образов вместил художник в пространства своих полотен - тоже. Пока у нее в руках лишь тощенькая стопка открыток.)
Град, грады, городки, замки и замки - всё сотворено из яркой белизны. Свинцово-серая краска - не для нас, беременные непогодой тучи вычеркнуты в этом сезоне. Девочка в войлочных ботиках поверх тонких башмаков с перекрещенной, как знаки "морского боя", шнуровкой возвращается из школы, и апрель стирает всю её беду, как ластик - помарки в тетради. Впереди горделивые стены и башни, храмы, купола и притворы воздвигаются, плывут и обрушиваются в истемна-зелёный лесной сумрак. Сфинксы и химеры небесного зверинца пухнут в боках, расползаются на лоскутья, сливаются вновь и набухают ещё более удивительной жизнью. Если всё живое - лишь помарка за короткий выморочный день, говорил незнакомый девочке поэт...
Ну нет. В детстве день нескончаемо длинен и до краёв насыщен высоким смыслом. В точности как и само детство.
Крошечную, туго запелёнутую в старый шерстяной платок девочку медсестра подносит матери, еле живой от почти двухдневных родов:
- Вот, корми давай свою крикунью. Уёма на нее нету - всех младенцев в роддоме перебудоражила! Сколько на свете живёт - столько орёт.
И тихонько:
- Жить больно уж хочет.
Одиннадцать акушерских месяцев. Четыре с половиной килограмма. Заросшие роднички и чёрный пух на головке, что крепко держится на плечах. Глаза - узкие, тёмные, заплывшие жиром щёлки. Сослуживицы матери будут позже дразнить младенца "гилячкой". Гиляками здесь зовут малый местный народ - нивхов.
- Не удивлюсь, если придется отдавать в школу для неполноценных, - говорит доктор молодому отцу. - Япония с нашим Николаевском совсем рядом, а два года назад там бомбы взорвали. Атомные.
Волосики на черепе скоро выпали, на месте их выросли другие, белокурые. Потом и эти потемнели, но не так сильно. Всё прочее тоже вроде как выправилось.
Отец хотел сына и так был уверен в исполнении своего желания, что даже колыбельную заучил мальчишескую. А переучиваться было, наверное, некогда. Клал девочку головкой на сгиб локтя, баюкал и пел: