Читать «О науке без звериной серьёзности» онлайн - страница 75

начала 90-х Россия была одной из самых печальных стран мира. В международных рейтингах

счастья мы оказывались ближе к концу.

Можно долго спорить, допустимо ли измерять такую тонкую субстанцию лобовым вопро-

сом: «Вы счастливы или нет?» Некоторые социологи считают, что результаты получаются отно-

сительно корректными. Но важно другое: опрос проводился с одной и той же формулировкой

больше четверти века. Даже плохой градусник всё равно отразит большие скачки температуры.

Даже плохой градусник всё равно отразит большие скачки температуры.

Соотношение ответов изменилось радикально. В 1990 году тех, кто говорил, что «опре-

делённо счастлив» или «скорее счастлив», было в сумме лишь 44 %. К 1992 году их доля ещё

уменьшилась. А потом счастье стало прибывать, и в этом году был установлен исторический

максимум – 85 %.

Если вы не верите российскому ВЦИОМ, то можно взять отчёт World Happiness Report за 2018 год, в котором наша страна оказалась на 59-м месте из 156 – где-то рядом с Японией.

Не лидеры, конечно, но выше среднего по планете. Это весьма неплохо, учитывая, что при

составлении рейтинга в расчёт брались не только субъективные ощущения граждан, но и уро-

вень коррупции, продолжительность здоровой жизни и прочие показатели, где мы явно не на

высоте.

Согласно опросу ВЦИОМ, подавляющее большинство респондентов связывают ощуще-

ние счастья с семьёй, детьми и близкими. С работой – меньше. Ещё меньше – с материаль-

ным достатком. То есть наше счастье – оно либо внутри нас, либо где-то рядом. Понятно, что

любовь делает нас счастливыми, а смерть близкого человека – наоборот. Но индивидуальные

радости и горести усредняются в национальную картину. Однако изменилось именно обоб-

щённое счастье. Почему?

89

Г. В. Тарасевич. «О науке без звериной серьёзности»

Первая мысль, которая приходит на ум, – мы стали жить богаче. Вспомните 90-е, когда

для многих семей банан или кусок мяса были роскошью. Да, сейчас тоже не все жируют, но вопрос голода уже не актуален для большинства населения. Но учёные давно доказали, что отношения денег и счастья отнюдь не линейны. Когда стоит вопрос физического выжива-

ния, каждый дополнительный рубль увеличивает уровень субъективного благополучия. Но с

какого-то момента вклад доходов в рост счастья начинает резко убывать и в итоге почти не

влияет на результат. Я слышал версию, что этот рубеж где-то в районе восьми тысяч долларов

в год на человека, но это число весьма условно.

Если российское счастье – не в деньгах, то в чём же? Какие изменения последних лет так

на него повлияли? Наверное, на первом месте стоит банальная смена поколений. Двадцать лет

назад в обществе преобладали те, кто вырос в СССР и кому было непросто адаптироваться к

переменам. А тут ещё цифровой разрыв прокатился по всей планете. Но с каждым годом уве-

личивалось количество тех, для кого нынешний мир – от рыночной экономики до мобильного

Интернета – не вызывает шока.

Если российское счастье – не в деньгах, то в чём же?

Второй фактор – конец аномии. Это слово ввёл в конце XIX века один из отцов-осно-