Читать «Новый Мир ( № 6 2007)» онлайн - страница 215

 

Игорь Виноградов. Духовные искания русской литературы. М., “Русский путь”, 2005, 672 стр.

В кругу перечисленных на переплете и контртитуле героев книги, наряду с Лермонтовым, Достоевским, Толстым (Л. Н.), Булгаковым (М. А.), Солженицыным (а еще Максимовым, Искандером, Ю. Кимом, которых автор причисляет к выразителям нашего “потерянного поколения”), — Белинский, Писарев, Плеханов, Луначарский. Давненько мы с ними не встречались, особенно с последними двумя. Но такое скрещение имен и придает книге интеллектуальную интригу, идущую от “духовных исканий” самого автора.

Работы, писавшиеся в течение сорока лет, распределены по трем частям: “Бытие”, “Социум” и “Искусство”. Но деление весьма условно, и мы это легко поймем, если в соответствии с тревожащей автора мыслью переименуем разделы как: “Смысл бытия”, “Смысл бытия со всеми сообща” и “Искусство о смысле бытия”. Перед нами сознательно не филологическая — философско-мировоззренческая “сумма”. Притом с адресацией к широкому (я бы сказала, прежнему толстожурнальному) читателю, чье просвещение не должно быть отягощено справочным и т. п. аппаратом.

Игорь Виноградов, когда-то младший из новомирских деятелей эпохи Твардовского, проделал путь от оппозиционного советскому тоталитету ученика “революционных демократов” и нефальсифицированных марксистов к последователю христианской мысли и христианской рефлексии над системой литературных идей. Перевалом на этом пути стал, разумеется, Достоевский (“разумеется” — потому что отчасти и по себе знаю, как это было), недаром Ф. М. Д. выступает ведущей фигурой всех трех разделов тома. Но особенность книги в том, что ранние этапы этого преобразования личности автора не предшествуют поздним, а присутствуют внутри их в “снятом” виде. Не раз и не два логика отдельной статьи движется по этой траектории, чтобы на наших глазах прийти к христианской точке Омега. Поэтому под немалым числом сочинений стоят по две, три, а иной раз и по четыре даты. И это производит доброкачественное впечатление — не “конъюнктурной правки”, а самоотчета, имеющего значение, общее для многих.

Большую современность Виноградов удачно определяет как “ситуацию открытого сознания”, возникшую в результате “всемирно-исторического кризиса” традиционной религиозности. К героям “открытого сознания” принадлежат и художники, о которых он пишет (толстовская “разумная вера”, “горнило сомнений” Достоевского), и персонажи (Печорин из ранней новомирской статьи, имевшей, отлично помню, большой резонанс; Раскольников в контрасте с Люсьеном де Рюбампре из бальзаковских “Утраченных иллюзий”), принадлежит и он сам, Игорь Виноградов. В отличие от “людей, не замечающих своего существования” (слова Толстого), герои “открытого сознания” не могут не прийти к жгучему умонастроению экзистенциализма, каковое автор, по-моему справедливо, считает великим течением ХХ века; а уже отсюда кто-то совершает “прыжок веры”, а кто-то — нет (Виноградов — совершил). Один из самых оригинальных “экзистенциалистских” штрихов в книге Виноградова — трактовка “красоты зла” у Достоевского: “Зло кажется красивым и вызывает наслаждение только потому, что происходит невидимое его замещение: привлекательно не зло и страдания сами по себе, привлекательна и красива человеческая свобода, ее безграничность и смелость, ее „великая сила””. Смену ориентаций в литературе ХIХ века Виноградов определяет как переход от социального реализма к “философско-экзистенциальному” и в споре с Вольфом Шмидом насчет “раздвоенности” автора “Братьев Карамазовых” добивается патетической победы над оппонентом. Здесь же — участие в вечном прении о “великом инквизиторе”, в которое включены и Аверинцев, и Седакова, и, как увидим ниже, Сергей Бочаров.