Читать «Новый Мир ( № 11 2007)» онлайн - страница 220

Сухой воздух струится водой, осязаемой воздушной подушкой, словно все происходящее в зале заранее записано на цифру. Традиционная постановка, перенесенная на новомодные носители.

Нынешний “Борис Годунов” действительно похож на айсберг с вмерзшим в него мхом и сором ледяными пиками густо населенных картин и тонкими прерывистыми ручейками картин камерных.

Монументальное начало как “огромный, неуклюжий, скрипучий поворот руля”, провисание в середине и медленное восхождение после антракта, связанное с появлением харизматичной Марины Мнишек, — точно уверенность завоевателей передается оркестру, а затем хору бояр.

“Прославим роковое бремя, которое в слезах народный вождь берет”...

Борис умирает просветленным — высветленный, расхристанный, в белой рубашке, тяжеловесные музыкальные льдины отрываются от остова и тонут в тишине.

Земля плывет. Мужайтесь, мужи.

Как плугом, океан деля,

Мы будем помнить и в летейской стуже,

Что десяти небес нам стоила земля.

На поклоны выходит смущенный Сокуров, который словно бы придавлен глобальностью замысла, тяжестью музыки. На сцене Большого театра он кажется еще меньше (на поклоны выходят в декорациях первой картины, изображающей Соборную площадь), чем есть. Старается скрыться за солистами (благо их много), за широкой спиной Юрия Купера и белым костюмом Павла Каплевича. Окончательно смущенный, при первой же возможности сбегает за правую кулису.

Плоский экран, заменяющий занавес (на него проецируют картинку с пером и яблоком), ползет вниз медленно-медленно, точно в кино про “Титаник”. Точно сцена теперь уже окончательно и бесповоротно опускается под воду.

2. “Евгений Онегин” (П. Чайковский — А. Пушкин) Дмитрия Чернякова в Большом театре. Качественная, добротная постановка, пробирающая до печенок. Стильная и красивая. Дмитрий Черняков не только режиссер, но и сценограф, что придает воплощению необходимую цельность. Ни о каком глумлении над классикой, которым возмущалась в открытом письме Галина Вишневская, здесь нет и речи. Есть остроумное и вполне доброжелательное обыгрывание реалий пьесы, насыщение ее многочисленными аллюзиями — считывать их и перечислять устаешь и в конечном счете отключаешься, просто смотришь спектакль.

Черный занавес открывают уже на увертюре, и дальше все сцены, за исключением финального бала, показывают в одной декорации.

Аккуратно выстроенная помещичья гостиная с большим круглым столом, за которым сидят люди, едят, общаются. Круг этот и будет основным действующим местом драмы, герои очень редко остаются наедине друг с другом, постоянно присутствуют массовка, второстепенные персонажи — этакий русский мир-пир горой, постоянное застолье, не менее стойкое же и похмелье.

Режиссерские акценты очень точно и ненавязчиво распределяются с помощью света. Его изменения не только подчеркивают перемену действия, но и расставляют смысловые акценты.

Во время сцены письма Татьяна сидит в полутемной комнате с закрытыми окнами. Постепенно люстра начинает светить все ярче и ярче, в апофеозе она вспыхивает в полную силу, тут же, хлопая, раскрываются окна, врывается ветер —и люстра перегорает, гаснет.