Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 236

Спор длился долго и под конец по русскому обычаю перерос в спор о смысле жизни, о судьбах России и всего мира.

– Я верю в Добро, я верю в конечное торжество Добра на Земле! – упрямо рокотал Юрьев.

…В 32-м году, весной, в Великую Субботу, Юрьев, столкнувшись со мной в коридоре, сказал:

– Я прямо из церкви: прикладывался к плащанице. Долго стоял. Я не ожидал, что будет столько народу… Ничего не могут поделать с религией!.. Как это все-таки отрадно!..

…В быту Юрьев казался обломком московской барской старины. Как артист, он, прошедший школу Малого театра, был чужд Москве: он гармонировал с Петроградом, с его «строгим, стройным видом».

…Литературовед и театровед Константин Николаевич Державин, рассказывая мне о похоронах Юрьева, многолюдством заставлявших вспомнить похороны Достоевского, закончил свой рассказ такими словами:

– Вместе с душой Юрия Михайловича отлетела и душа Петербурга.

Виктор Яльмарович Армфельт, швед по национальности, сын шталмейстера графа Армфельта, лицом был похож на Шаляпина. Постанов головы, разрез глаз, форма носа – все как у Шаляпина, только не такое крупное. Быстроту и легкость движений воспитали в нем морской кадетский корпус и служба на корабле. Генеральную уборку комнат на Тверском бульваре производила не Поля, а Виктор Яльмарович, и это был труд не из легких. Как-то Маргарита Николаевна поделилась с Виктором Яльмаровичем ужасной новостью, что в коридоре за портретом она обнаружила клопов.

– Что же вы удивляетесь, Маргарита Николаевна? – хладнокровно заметил Виктор Яльмарович. – У нас тут скоро змеи заведутся.

И вот, чтобы в этакой скученности и тесноте и впрямь не завелись змеи, Виктор Яльмарович лазил по стремянкам, как по вантам, а когда он орудовал шваброй, мне казалось, что он надраивает палубу.

В отсутствие Юрьева до меня доносились из его кабинета рулады, которые выпевал Виктор Яльмарович: «Ла-ла́ ла-ла́-ла, ла-ла́, ла-ла́-ла», – арии, которые он разучивал или повторял. Но служба в оперетте была для него только службой, общественным положением. Маргарита Николаевна говорила о Викторе Яльмаровиче, что он вынужденно пошел не по своей дороге, что, не случись революции, быть бы ему дипломатом. Насчет дипломатии судить не берусь, а что он сам или его родители напрасно выбрали для него военно-морскую карьеру, это стало для меня бесспорным после наших с ним первых же долгих бесед. На мой взгляд, в лице Виктора Яльмаровича Армфельта русская культура потеряла историка «страшных лет России», историка, которому сама судьба набила полны карманы фактов и которого она наделила умом ясным и проницательным.

В отличие от большинства актеров Виктор Яльмарович много читал, с особым интересом – исторические мемуары, преимущественно – мемуары, охватывающие эпоху Александра Второго – Николая Второго.

Кого он только – вблизи или хотя бы вдали – ни видел из членов царской семьи, из придворной камарильи, включая Распутина, из высших чинов армии и флота! Он слушал Ленина, произносившего речь с балкона особняка Кшесинской.

Летом 17-го года Виктор Яльмарович ушел из Петрограда в плавание, вернулся уже не в Россию, а в РСФСР и узнал, что его отец, мать и сестра благополучно эмигрировали в Финляндию. Виктор Яльмарович подал прошение, чтобы ему разрешили выехать к семье. На прошение ему ответили арестом, а Петроград переживал в то время зиновьевщину, по своему кровавому размаху не уступавшую ежовщине, как не уступал ежовщине «красный террор», душегубствовавший в России с 18-го по 21-й год, избивавший даже тех, кто совершенно случайно подвернулся под руку, и заслоненный в нашей памяти 36–38 годами. И вот морского офицера, сына шталмейстера, графа, только за то, что он посмел попроситься к родителям, уже совсем было подвели под расстрел. Кто-то об этом узнал и сообщил Юрьеву. Юрьев был хорошо знаком с отцом Виктора Яльмаровича, помнил мичмана и немедленно нажал кнопки. Однако связи Юрьева до самых высших сфер не доходили. Юрьев обратился к Горькому и Шаляпину, и дружный их натиск возвратил Армфельту свободу.