Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 235

– А, да пишите в конце концов что хотите, только отстаньте!

С этими неосторожными словами он прошествовал к выходу.

Через день, лежа в постели, Юрьев раскрыл свежий номер газеты и в нем узрел целый дифирамб, который он будто бы пропел «в беседе с нашим корреспондентом» цветущему пышным цветом грузинскому национальному искусству.

Юрьев во имя прекрасного шел против течения.

Уже когда он снова играл в Александринском театре, в один из его наездов в Москву я встретился 6 ним у Маргариты Николаевны. Речь зашла о положении в современном театре.

– Юрий Михайлович! Скажите мне, пожалуйста, откровенно, – обратился я к нему, – как вы находите: кто лучше как руководитель театра – Виктор Крылов (весьма посредственный драматург, заведовавший репертуарной частью петербургских императорских театров) или Вивьен (тогдашний художественный руководитель – «худрук» – Александрийского театра)?

– Конечно, Виктор Крылов, – не задумываясь, ответил Юрьев. – У Крылова все-таки была любовь к театру, он думал и о театре, а Вивьен думает только о собственных званиях и орденах.

Юрьев слишком усердно полировал поверхность роли, и это мешало ему поглубже заглянуть в образ, лишними украшениями он себя обеднял. И все-таки было бы заблуждением думать, что убор и отделка являлись для него самоцелью. Он добивался балетной пластичности движений и поз; ему хотелось, чтобы голос у него звучал как у солиста оперы; он стремился быть эффектным на сцене. Но он был убежден, что именно так надо служить Искусству. А Искусство было для него Религией. Религию же он рассматривал как некий высший род Искусства. В начале революции он и Шаляпин познакомились с настоятелем одной из петроградских церквей, стремившимся к тому, чтобы дух православия был облечен в достойную его форму. По его просьбе у него в храме Шаляпин пел с хором и читал паримии и Апостола, а Юрьев читал часы, кафизмы, шестопсалмие и канон.

Юрьева особенно раздражала не неумелость и даже не халтура, а лжеискусство. Как он вскипел, когда Виктор Яльмарович пытался доказать, что «Гамлет», поставленный Акимовым у вахтанговцев, – любопытный, новаторский спектакль, что пора превратить мочаловско-качаловского принца с мировой скорбью в душе и с поднятыми горё очами в простого смертного, наделенного практическим умом и цепкой хваткой, потому так искусно разрывающего хитросплетенную паутину придворной интриги, что он сам – плоть от плоти мира происков, козней и вероломства.

Спор возгорелся в начале ужина. Юрий Михайлович, выпив две рюмки водки, обычно становился красен, как спелый помидор. Тут он не пропустил еще ни одной, а на щеках у него вспыхнул пожар.

– Не понимаю, как ты это можешь защищать, Виктор, – вертя головой (это был у него признак сильного волнения), заговорил Юрьев. – Так поставить «Гамлета» – это все равно что напакостить в храме!