Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 189

Николай Михайлович Любимов

А ведь в 22-м году в статье «Памяти В. Г. Короленко» Воронский с гордостью признавался, что он оправдывает казни, чинимые «красными». Значит, он оправдывал и расстрел эсеров, бок о бок с которыми еще так недавно горе горевал на тюремных нарах и в ссылках? Значит, он оправдывал тех, кто убил подростка-наследника и живьем сбросил в шахту великую княгиню Елизавету Федоровну? Значит, он оправдывал расстрел Гумилева? Значит, он оправдывал расстрелы людей, повинных только в том, что они – дворяне, фабриканты, купцы?..

А ведь в 25-м году в статье «Советская литература и белая эмиграция» он с простодушным до жути восхищением изрекает: «Революция – прекрасная мясорубка».

В 22-м году в статье «Евгений Замятин» Воронский сравнивает его с пассажиром, случайно попавшим на корабль Советской республики, не знающим, «куда несется корабль, к какой гавани пристанет, да и пристанет ли».

Воронский валит со своей, еще хмельной революционным хмелем, головы на здоровую, трезвую, ясную голову Замятина. Замятин уже тогда понимал, что корабль, на который он попал в самом деле случайно и с которого он сойдет при первой возможности, причалит во всяком случае не к царству свободы. Воронского же этот корабль привел прямехонько к воротам Лубянки. Беда Воронских, Бухариных, Рыковых в том, что, разрушая до основания старый мир, они действовали по плану, вычерченному с почти геометрической точностью, а вот мир новый мерещился им смутно. Вспоминая большевистскую свою молодость, Воронский пишет об этом прямо: «…я творю волю неведомых и неукоснительно идущих к своей разрушительной цели людей».

Беда Воронских в том, что они слишком поздно прозревали. Только когда революция начала срезать самих сеятелей, они, подобно Хоме Бруту, сказали себе: «Эге́, да это ведьма». Афоризм Георгия Авксентьевича Траубенберга относится не только к меньшевикам и эсерам, но и к Воронским:

– Надо быть вовремя умным.

Это трудно. Это очень трудно. Это едва ли не самое трудное в жизни. Но для политического деятеля это необходимо. Иначе сам провалишься в яму и других за собою потащишь.

А между тем Воронского еще когда предостерегал его товарищ по дореволюционной ссылке Новосельцев:

«– …как бы шиворот-навыворот не вышло? Бывало это в истории, доложу вам, совсем даже не раз и не два… За позднее познание истины всегда платят полновесной ценой…».

…После постановления ЦК о ликвидации РАПП (1932 год) в литературе чуть-чуть прояснело. Однако люди дальновидные предсказывали вслед за Соломоном Ривкиным: будет еще хуже.

Писателей объединят в общий союз, чтобы легче было за ними следить.

Мракобесие не рассеялось, оно принимало разные обличья. В 32-м году по случаю сорокалетия литературной деятельности Горького пронесся шквал переименований: Художественный театр – имени Горького, хотя там имела успех только одна пьеса Горького – «На дне»; Нижний Новгород – уже не Нижний Новгород, а Горький; Тверская улица в Москве – улица Горького. При всех обстоятельствах не терявшие чувства юмора москвичи продолжили переименования: