Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 186
Николай Михайлович Любимов
Повесть посвящена мне. Ввиду того, что подобное посвящение для меня, как для коммуниста, в высокой степени оскорбительно и могло бы набросить тень на мое партийное имя, заявляю, что я с негодованием отвергаю это посвящение.
С товарищеским приветом
Помещая письмо тов. Воронского, редакция вполне присоединяется к его мнению. Редакция считает помещение в «Новом мире» повести Пильняка явной и грубой ошибкой.
Даже если не знать того, что предшествовало созданию повести, нельзя не прийти к выводу, что Воронский написал (а быть может, только подписал?) это письмо под нажимом высшей партийной власти. В самом деле: мог ли Пильняк не показать Воронскому повесть, в которой он его вывел и которую он ему посвятил? Ну хорошо, пусть легкомысленный любимец Воронского Пильняк допустил такую непростительную оплошность, не подумав, что подводит близкого ему человека. А что ясе Вячеслав Полонский? Полонский был человек порядочный, Полонский был соратником Воронского, Полонский был, в отличие от беспартийного Пильняка, тертый калач в партийной борьбе. Уж он-то во всяком случае согласовал печатание повести с Воронским. Да и потом: если бы Полонский напечатал «Повесть» без ведома Воронского, их дружбе пришел бы конец. А между тем, когда Воронскому, отрешенному от редактирования «Красной нови», негде стало печататься, Полонский распахнул перед ним двери «Нового мира». В первом номере журнала за 1928 год Полонский анонсировал статью Воронского «О художественной правде». Статья не увидела свет, но не по вине редактора. Продолжение и окончание воспоминаний Воронского «За живой и мертвой водой» немного погодя появилось в «Новом мире». Примем во внимание еще одно обстоятельство: Пильняк печатает посвященную Воронскому повесть не в «Красной нови», которую редактирует Воронский, а в «Новом мире». Неужто это случайность, а не заранее обдуманный, рассчитанный ход? История «Повести непогашенной луны» – это история «заговора трех». По всей вероятности, заговорщики не предполагали, что повесть вырежут. Но все-таки они достигли цели: повесть до читателя дошла, даже до читателя провинциального. Стоило это им пока не так уж дорого: Воронский отделался отмежеванием, Пильняк – покаянным письмом в редакцию «Нового мира» (опубликовано в книге первой за 27-й год). А дело сделано. Что написано пером, того не вырубишь топором. Когда Сталин закрутил гайки, о «Повести непогашенной луны» боялись вспоминать, а не то что распространять ее. Но где-то у кого-то под спудом она долежала до времен «Самиздата».
За отстранением Воронского от «Красной нови» (1927) последовали исключение его из партии, арест, ссылка в Липецк. Потом – возвращение в Москву, но уже не на боевой пост, а в тихую заводь отдела классики ГИХЛа (Государственного издательства художественной литературы).
