Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 143

…Вспомнил я два этих концерта и подумал: а как все-таки Русь обильна была голосами! И совсем еще недавно: в пору моего детства.

Один из летних месяцев 27-го года мы с мамой провели в Новинке. Вдруг к теткам сразу три гостьи: учительница из дальней деревни Калиса Петровна с двумя подружками. Радостный переполох.

– Ну, тебе повезло! – объясняет мне Гынга. – Такого голоса, как у Калисы Петровны, ты еще не слышал.

Калиса Петровна пела романсы весьма сомнительной поэтической ценности:

Он был акробатом воздушным,Под куполом цирка вертясь,И смерти в глаза равнодушноСмотрел каждый вечер и час…

Слушая Калису Петровну, я не замечал ни малограмотного построения фразы, ни колченогой, с грехом пополам, рифмы.

Даже рассказы Куприна не дали мне так остро почувствовать цирковую атмосферу, как пение Калисы Петровны, ее вари-панинского тембра контральто. Когда она пела «Акробата», у меня двоилось в глазах: я видел вульгарноватое, хотя и с некоторой долей пикантности, лицо Калисы Петровны, взбитое золото ее кудряшек, ее кокетливое пенсне на цепочке и видел акробата, различившего в публике около своей возлюбленной другого, сорвавшегося с трапеции и разбившегося насмерть.

Пела Калиса Петровна с цыганской надрывной удалью «Венгерку» Аполлона Григорьева, после каждой строфы повторяя:

Эх раз,Еще раз,Д’еще много, много раз… —

Пела:

Мы на лодочке катались,Золотой мой, золотой,Не гребли, а целовались… —

и передо мной проплывала лодка по освещенному закатным солнцем речному простору, и я слышал несмелую нежность только-только пробудившегося чувства.

Пела Калиса Петровна с утешительным юмором:

Потеряла я колечко,Потеряла я любовь…А, быть может, не любовь,В самом деле, не любовь,И, наверно, не любовь,Да!Мой миленок меня бросил,Пойду в речке утоплюсь…А, быть может, не пойду,В самом деле, не пойду,И, наверно, не пойду,Да!

Кажется, нет ничего более доморощенного, чем эта песня:

Помнишь, помнишь ту полянку,Ясно солнышко, цветы?..Спозаранку на гулянкуМы ходили – я и ты…Василечки, василечки,Голубые васильки…Ах вы, милые цветочки,Ах вы, милые цветки!Та полянка отливалаБархатистой синевой.Васильки там я сбирала,И ты, милый, был со мной…(Припев.)А теперь, теперь пропали,Отлетели дни весны,И на память мне осталисьЛишь сухие васильки…Василечки, василечки,Голубые васильки…Ах вы, милые цветочки,Ах вы, милые цветки!..

Отчего же на эти выросшие прежде времени и не на месте, линялые, как на застиранных вышитых рубашках, «Василечки» откликались ваши сердца? Оттого, что в каждое слово певица вливала кручину разлюбленной, оглядывающейся на свое прошлое и в его еще недавно осиянной близи видящей осеннюю жухлую хмурь…

Что так скучно, что так грустно?День идет не в день…А, бывало, распевал я,Шапка набекрень.Эй вы, ну ли, что заснули?Шевели-вели!Удалые, вороные,Гривачи мои!С песней звонкой шел сторонкойК любушке своейИ украдкой и с оглядкойЦеловался с ней.(Припев.)Мать узнала – все пропало:Любу заперлаИ из дому за ЕремуЗамуж отдала.(Припев.)Я иную, молодуюВыберу жену:В чистом поле, на простореДикую сосну.Эй вы, ну ли, что заснули?Шевели-вели!Удалые, вороныеГривачи мои!