Читать «Неувядаемый цвет. Книга воспоминаний. Том 1» онлайн - страница 115

Трудно не подпасть под обаяние искусства Короленко. Даже, казалось бы, такой далекий от него художник, как Андрей Белый, в письме к Б. В. Томашевскому признается, что пришел от Короленко в восторг.

«Кое-где открывались вокруг небольшие озерки, точно клочки синего неба, упавшие на землю…»

Это из «Марусиной заимки» Короленко.

…палое небо с дорог не подобрано.

А это из стихотворения Пастернака «После дождя» (1915).

Я увез из Перемышля в своем внутреннем мире целую сокровищницу словесного искусства, и с течением времени она все обогащалась.

Увлечения, о которых не стоит упоминать, схлынули – в них я был неустойчив, а любовь, возникшая на ранней поре и позднее, с годами яснела и крепла.

С иными у меня состоялись в провинции только первые встречи, много обещавшие, но, в силу необходимости, короткие: что-то случайно, на несколько дней попадет тебе в руки. Радость нерасстанности с поэзией Баратынского, Вяземского, Случевского, с поэзией XVIII века от Ломоносова до Державина, с поэзией Федора Сологуба, Гумилева и Анны Ахматовой, Эдуарда Багрицкого и позднего лирика Пастернака, с прозой позднего Бунина, с прозой Сергеева-Ценского, Сергея Клычкова, радость их обретения, радость их познавания, радость учения у них – эта радость была тогда хоть и не за дальними, а все-таки пока еще за горами.

…Как вспомнишь себя в Перемышле, невольно подумаешь – а ведь послушный я был мальчишка!

Мать рано позволила мне читать Леонида Андреева и Куприна, но сказала, чтобы я не читал у первого «Сашку Жигулева», «Бездну», «Тьму» и «В тумане», а у второго – «Яму», «Наталью Давыдовну» и «Морскую болезнь». И я их не читал до тех пор, пока мне не понадобились некоторые из этих вещей как переводчику. Я совсем не знал жаргона проституток, а в том кубинском романе, который я переводил в 40-м году, девиц легкого поведения полным-полно. Впечатления от книг срастались у меня с воспоминаниями от жизни сада. Зимой я читал урывками: много времени отнимали занятия в школе и дома. Летом читал, пока не ослабевало восприятие. И я могу точно ответить на вопрос, когда и где я читал что-нибудь особенно меня захватившее. Я перечитывал всего Гоголя в августе 23-го года, лежа под яблонями, на нагретой земле, и по страницам бегали теплые дымчатые тени от листьев, трепетавших на легком ветру.

В том же году, когда уже начались занятия, я, придя из школы и наскоро пообедав, уходил к двум березам, росшим у самой изгороди, садился на скамейку и в притихшем саду, под усталым осенним небом, читал исповедь горячего сердца в стихах, в анекдотах и «вверх пятами», и Перемышль оборачивался для меня Скотопригоньевском, изгородь казалась той изгородью, у которой встретились братья, и будто уже не Алеша, а я сам слушаю Митю.

Осенью 27-го года я вставал как можно раньше и, выбежав в сад, среди бурно доцветавших свою жизнь астр и георгин, читал драматическую трилогию Гамсуна об Иваре Карено.