Читать «Нетелефонный разговор» онлайн - страница 144

Но все когда-нибудь кончается, квартира хороша, несмотря на продолжающиеся строительные работы в соседях, которым (работам) не видно конца. И я не приглашаю пока всех вас в гости – и по этой причине, да и не прокормлю всех. И опасаюсь, что среди всех могут оказаться и злоумышленники. И запираю дверь на замок, что вообще-то, понимаю, ненадежно: от узких специалистов не закроешься, а мошеннику и сам распахнешь, а не только откроешь неприступную металлическую дверь. С нами уже бывало!

И не торопился я съезжать со своей обжитой, заросшей, как джунгли, ненужными вещами, в большинстве подаренными на многочисленных семейных праздниках, квартиры. Но умер Жак, любимая моя собака, по национальности далматинец. Как написал о нем лорд Байрон, он обладал всеми человеческими достоинствами и не имел наших пороков. Может быть, и не так в точности он сказал, и о другой собаке, но похоже.

Однажды на каком-то телевизионном ток-шоу, как всегда вульгарном, меня спросили:

Ваше предпочтение? Быстро – или-или: мужчины или женщины?

В каком смысле?

Не в этом, а как люди – мужчины или женщины?

Я ответил быстро:

Мое предпочтение – собаки!

Я хотел было сказать: мужчины! Потому что мужчины – это факт – все делают ради женщин. Ради какой-то конкретной женщины мужчина перестает быть козлом. Он приносит ей цветы, стихи, некоторые готовы пожертвовать собой. А Женский день 8 Марта придумали для себя Клара Цеткин и Роза Люксембург.

Все это я хотел сказать, но мысль бежит быстро, моя особенно, и забежала вперед – «собака»!

Собаки вообще – большой подарок, который Господь сделал людям. Они дарят нам только любовь. Не уходят к другим, не предают. И мы им благодарны за наши заботы о них по природной склонности заботиться о тех, кого любим, и любить тех, о ком заботимся.

Двенадцатый год смотрели мы с Жаком друг другу в глаза и читали взаимную эту любовь. Когда я два месяца маялся в больницах и боролся за жизнь, Жак знал это. Он в тревоге бегал на каждый шум в коридоре: Миша? Нет. И он ложился на подстилку и скулил, как собака.

Собаки все знают, побольше нашего, у них просто знаки другие, свои. Я зашел в ванную и взялся за кисточку для бритья – Жак уже за час вперед понимает: скоро уйдет в гости. К Вайнерам! Вот об этом откуда он догадался, не объясню – я же сказал, что они умнее нас!

Сколько раз, да раз двадцать, ездил он со мной в Юрмалу и всякий раз, забившись под лавку, грустил – мы не кормили его в день поездки. Но когда на русской границе должен был зайти таможенный ветеринар за своей мздой сверх положенного, Жак оживлялся и был сама симпатия – он понимал, что таможенники предпочитают иметь дело со здоровыми собаками. Это хорошее настроение и было его визой в сопредельную Латвию. Дипломатический ум!

А тут мы уехали на недельку (и он по своим сведениям знал, что именно в Юрмалу), и он загрустил до нервного срыва. Перестал есть и даже пить. Смертельная тоска оказалась смертельной. Мы вернулись, а он не смог с ней справиться. Может быть, это был не определенный инфаркт?