Читать «Нет на карте. Сборник рассказов» онлайн - страница 39

– Не совсем. Вчера на кафедру прислали информационное письмо из Хабаровска. В конце июня там состоится конференция. Она в первую очередь для аспирантов, но ваш доклад прозвучит к месту.

– День конференции, и я забуду о ней. Хм.

– О, вы не учли расстояние! – преподаватель рассмеялся. – К тому же там живёт мой брат – толковый физик и интересный человек. Он будет рад принять вас на неделю.

– Мне будет неловко целую неделю жить у вашего брата…

– Ничего подобного, мой друг. У него четырёхкомнатная квартира, он обожает гостей. Вы всерьёз увидите Дальний Восток. Это почти другая страна. Гарантирую, по возвращении и не вспомните, почему уезжали.

– До июня ещё далеко. Я подумаю.

– Всецело одобряю ваш подход, – Лев Дмитриевич, прищурившись, и откинулся на спинку стула. – Итак, я рекомендую всё же потрудиться над статьёй. Не исключаю, что назревает ваковская публикация…

Профессор расписывал перспективы, а я думал о шрамах на руках Миланы.

Нет ничего сокровеннее шрамов. Так я считал.

До двадцати я тоже резал руки, когда становилось предельно мерзко. Резал обыденно, без позирования: кипятил лезвие в белой эмалированной миске, протирал кожу на плече ватой, пропитанной одеколоном, и наносил две красные полосы. Один раз на правое плечо, в следующий – на левое. Агрессия запиралась, насилие обращалось на себя.

Видимо, насильник из меня пустяковый, так как крови выходило чуть.

Ниже локтя я не опускался. На медосмотрах психиатры иногда задают вопрос о порезах и ожогах, а затем осматривают руки до локтя. Знакомого политолога на три дня определили в дурку за покусанные ногти. Его ярость была обоснованной и здоровой: «Объясняю ему, что экспресс летел из-за “Тоттенхэма”. «Шпоры» ничью катали, а я на победу поставил. Через пять минут косарь накрывался, вот я и грыз ногти. А этот урод меня и слушать не стал!» По словам политолога, перемешавшиеся запахи испражнений и лекарств являлись ему в кошмарах. Заточённые в лечебницу зэки мечтали вернуться в тюрьму

Через три недели, как мы познакомились, Милана подняла рукав и показала надрезы, аккуратно выполненные над запястьем. Разумеется, я не включил наставника. Девять из десяти не преминули бы растолковать, какое это ребячество – сознательно причинять себе боль. Раз она призналась, значит, увидела во мне исключение из десятки. Я не имел права оттолкнуть её и к тому же не принимал шрамы за ребячество. Благодарный за доверие, я рассказал о своих порезах.

Её мягкий голос делал меня слабым.

Совпадения приближали меня к ней.

Может, в тот январский вечер она ожидала от меня иного? Винила себя впоследствии, потому что открылась больше положенного? В сущности, обычное дело – неприязнь к тому, кому ты сказал лишнее, вне зависимости от того, делал тебе этот человек дурное или нет.

Неприкаянный, я в одиночестве стоял на крыше небоскрёба и замерзал. Любимое сиреневое поло не согревало, тело, покрывшееся гусиной кожей, сотрясала дрожь. Страшно близкое небо без единого облака заглушало мысли. Гладкую иссиня-чёрную крышу присыпало снегом. Я не решался подойти к краю и бросить взгляд на землю.