Читать «Нелинейное будущее» онлайн - страница 38

А.С. Пушкин

В счастье есть порой такая тупость…

Е.А. Евтушенко

Всё зло в мире происходит от скуки.

Франц Верфель

Скука – это растворённая во времени боль.

Эрнест Юнгер

Телеологическая подоплёка концепций социального развития выражалась как в постулировании идеального конечного состояния, к которому направлен исторический процесс, так и в том, что истории приписывался эмоционально-оценочный вектор – от худшего к лучшему, от тьмы к свету и т.д. Наиболее академично этот вектор прогресса определил английский философ, социолог и правовед И. Бентам: «Наибольшее счастье наибольшего числа людей».

Академизм формулировки, приобретшей широкую популярность в конце XIX века, определялся верой в возможность «исчисления счастья» (которое автор отождествлял с удовлетворённостью) [Покровский 1916]. К сожалению, в силу целого ряда обстоятельств, оценочные критерии такого рода раз за разом оказывались спекуляциями, лишёнными фактических оснований. Новейшие социологические методы постранового исследования «счастья» (или «удовлетворённости») путём прямых вопросов и расчётов по унифицированным шкалам [Коротаев и др. 2009] также достаточно спорны, и их едва ли не единственный достоверный результат видится в том, что причинные связи между эмоциональными переживаниями и принятыми показателями уровня и качества жизни гораздо более запутаны, чем подсказывает обыденная логика.

В социальной психологии давно известна квазиматематическая «формула Джемса», которая представляет Удовлетворённость жизнью (У) в виде дроби, в числителе которой реальные Достижения (Д), а в знаменателе – Притязания (П). При высоких притязаниях даже высокий уровень жизни (достижения) не даёт людям ощущения удовлетворённости (тем более счастья), тогда как низкие притязания обеспечивают удовлетворённость такой жизнью, которая внешнему наблюдателю покажется во многих отношениях убогой.

Конечно, наглядная модель У. Джемса – лишь самое первое приближение к проблеме. Исследования процессов адаптации и дезадаптации выявили очень сложные динамические зависимости, которые делают эмоциональную палитру удивительно автономной по отношению к внешним обстоятельствам. Здесь уместно обозначить несколько противоположно направленных, но взаимодополнительных факторов.

При стабильно неблагоприятных (с позиции внешнего наблюдателя) условиях эффекты привыкания и защитные механизмы личности обеспечивают баланс «положительных» и «отрицательных» переживаний. Это прослеживается и при историко-психологической реконструкции мироощущения людей прежних эпох. Ф. Арьес [1992] показал, что средневековые европейцы, жизнь которых переполнена насилием, физической болью, ранними смертями, угрозами и страхами, были когнитивно и эмоционально адаптированы к привычным обстоятельствам. И нет внятных оснований утверждать, будто они были менее «счастливы», чем их потомки – жители комфортабельного мегаполиса.

Например, наши предки считали неожиданную мгновенную смерть уделом неисправимых грешников и преддверьем адских мук, а долгие предсмертные мучения, сопровождающиеся истовой молитвой и покаянием, переживали как очищение души от земных грехов и свидетельство будущего прощения. Предвкушение райских утех придавало телесным страданиям противоположный эмоциональный окрас – и добрый христианин испытывал парадоксальную радость. По всей вероятности, подобные психологические эффекты характерны и для ранних христиан, осаждавших резиденцию римского наместника с требованием бросить их на растерзание голодным львам, и для современных террористов-самоубийц, взрывающих на себе «пояс шахида» в предвкушении блаженной жизни в раю [Назаретян 2011].