Читать «Неаполь чудный мой» онлайн - страница 71
Антонелла Чиленто
Крылатый скелет, смерть в черном плаще на картине Ван Эйка заставляет вспомнить о кладбище Фонтанелле, о подвале церкви Пургаторио-ад-Арко, о катакомбах и бесчисленных непогребенных телах, которые хранит в себе земля Неаполя и которые иногда снова появляются на поверхности.
Там, где кости скелета торчат из-под кожи, как это бывает у очень тощих людей, разбросаны по всему городу, пересекаются пути земли и воздуха, земля и кости – небо и облака. Над ними всегда стоят церкви или храмы.
Земля, изображенная на картине, сотрясается от движений воскресающих. Возвращающиеся к жизни тела похожи на неаполитанские revenants [79] из трамваев и автобусов – существа, приговоренные к свету и одновременно похороненные в городских коробках общественного транспорта, домов, офисов, запертые внутри собственной суеты, ярости, конфликтов и необходимости зарабатывать на жизнь.
Море у Ван Эйка тоже бурлит от обилия воскресающих, пугающих и испуганных: оно сине-зеленое, его волны приходят в движение от дуновения легкого ветра мистраля, и оно полно мертвецов – они оживают и плывут. Это – бурное море, над поверхностью которого появляются выловленные рыбы, море из “Свадьбы рыбы-ласточки”, старинной народной песни, в которой женятся рыбы. Вся морская фауна присутствует на свадьбе, но только веселье оканчивается дракой: все друг друга бьют от души, потому что жизнь рыб – лишь отражение беспорядочной, детски самодовольной жизни нашего нищего города, который справляет вечную, пышную, бесполезную и сопровождающуюся дракой свадьбу.
* * *
Итак, поверхность, кожа города, пронизанная путями воздуха и воды, еще не углубившимися в подземные пространства, похожа на тот край земли, в сущности, очень маленький, который занимает одну десятую картины Ван Эйка. Ведь фламандский художник знал, что земной мир не важен, зато потустороннее, иной мир, как Верхний, так и Нижний, имеет гораздо большее значение, чем повседневное существование.
Забавно, что в наше время эта идея полностью изжита в пользу горизонтальных городов, растянутых в ширину, лишенных корней и ветвей.
* * *
Вне времени, вопреки каким бы то ни было существенным переменам Неаполь как город-организм живет и питается мраком и тем, что находится под землей. На картине “Страшный суд” мы видим целую толпу мертвых, грешников, бесов и зверей, и все это бурлит и клокочет, словно сточная канава времен Бурбонов, словно полости в туфе, которые во время каждого дождя заполняются водой, забиваются. Но еще он питается светом и полетом: в самом деле Ван Эйк населил небо ангельскими чинами, святыми, пророками, все они группируются вокруг Святого семейства и Христа в великолепном красном плаще, у ног которого попирает смерть архангел, тоже красный, огненный.
* * *
Небо Неаполя, изменчивый путь воздуха, листает барочные облака, плывущие одно за другим, растекающиеся по пространству. Это театр красок, небесных и лунных переливов, темного кружева грохочущих туч, полных цветной воды – зеленой, желтой, голубой, розовой. Это окно в елисейские поля, содержащаяся в идеальном порядке витрина.