Читать «Наследник Тавриды» онлайн - страница 270
Ольга Игоревна Елисеева
Мария Федоровна качала головой. Жуковский был смущен, а Бенкендорф хмурился.
— Я отвернулся к окну, делаю вид, что не замечаю. И мне в голову приходит отличная мысль. «Александр Сергеевич, — говорю, — а каково ваше мнение о воспитании в России?» Ущучил! А он: «Воспитание? Извольте». И читает мне получасовую лекцию…
Под общий смех государь отвлекся и в задумчивости принялся вращать мизинцем чайное блюдечко.
— О воспитании! — одернула его мать.
— Ах, да. Так вот. Думаю, Александр Христофорович, оставлять его без присмотра нельзя. Я хочу возложить на вас этот крест.
Бенкендорф поперхнулся клубничным вареньем.
— Ваше величество, я… вовсе не светоч добродетели. Моя молодость прошла… весьма бурно.
— Именно поэтому. Вы его поймете.
Николай несколько мгновений молчал, потом хлопнул себя по лбу.
— Забыл! Я хотел сообщить вам, что ваше прошение о генерале Закревском удовлетворено.
Мария Федоровна и Бенкендорф переглянулись. Оказывается, они по отдельности ходатайствовали за одного и того же человека. Героическое шевеление Финляндского корпуса, затеявшего зимой учения на льду залива, было оценено по достоинству.
— Я не раз напоминала покойному государю… — Начала вдовствующая императрица. — Но вы же знаете, Николя, если наш ангел кого-то не любил…
Сын остановил ее жестом.
— Сегодня на балу у французского посла поздравим Арсения Андреевича с новой должностью министра внутренних дел.
Раевский лежал, заложив руки за голову и опустив веки. Смотреть в высокий сводчатый потолок камеры не хотелось. Вид небеленого камня с зеленью грибка надоел до одури. В тюрьме больше всего мучает холод. Стылая сырость, выедающая кости изнутри. Арестант не страдал ни от голода, ни от жестокого обращения охраны, ни от пребывания в переполненном каземате. Баранина с горохом на завтрак, щи на обед. Забыл, что на ужин. Однообразие пищи и одиночество — единственное, на что можно пожаловаться. Ну и вода с потолка. Ах да, крысы. Александр развел на столе свинарник, вот они и полезли из всех щелей.
Два раза в неделю комендант проходил по камерам, справлялся, не надо ли чего?
— Может быть, зонтик, — язвил полковник. — И крысоловку!
Последней предмет среди тюремного инвентаря не значился. С хвостатыми обитателями боролись иначе. Рассыпали по углам отравленное пшено. Длинные зерна, обмазанные чем-то свекольно-красным, украсили собой все четыре стороны света тесной ойкумены Александра. Одна из серых соседок налопалась их и выползла на середину камеры подыхать. Ее предсмертные корчи несколько развлекли арестанта. Но в целом зрелище было непотребное, и узник отвернулся к стене.
Что привело его сюда? И что могло вывести? Абсолютная пустота. Скука жизни. Та самая, которую он так стремился заполнить. Событиями. Риском. Высокой целью. Ему казалось, что честолюбивые планы новых робеспьеров вот-вот осуществятся и тогда… Тогда он займет достойное место. В конвенте, в революционной армии, среди законодателей и судей. Возможно, палачей… Разве Бонапарт не командовал расстрелами врагов народа?
