Читать «На пределе!» онлайн - страница 28

— Хоть сам ложись в кормушку, — говорит он с горечью. — Сено гнилое, вместо овса — овсяная лузга. Да и ту несколько раз просеяли, пока довезли до нас. Труха одна.

Берем другую лошадь, тощую, с выпирающими ребрами. Я запрягаю ее в сани, Тараканова чмокает замерзшими губами, дергает вожжи:

— Трогай, милая!

Лошадь дернула сани, пошла. Эта поработает. Без шамота нельзя формовать кирпич, резко ухудшится качество. Да и никак нельзя допустить простоя. В этом месяце уже дважды возили шамот на себе… К весне последние лошади могут пасть, надо подумать, как доставлять шамот на формовку.

Формовочный цех встречает меня подозрительной тишиной. По звону молотка определяю: что-то поломалось, разладилось в стареньком прессе или резательном станке. Так оно и есть! Слесарь Никита Манаенко, поругиваясь, роется во внутренностях резательного автомата, а женщины сидят кто на чем попало и слушают съемщицу кирпича Полю Сапрыкину. Певучим северным говорком она с удовольствием пересказывает сон:

— Приезжаю я, девки, домой, а маманя у ворот меня ждет. «Иди, говорит, Пелагея, поешь с дороги». Зашла в избу — стол ломится от кушаний разных. Тут тебе и пироги, и каша молочная просяная, и кисель овсяный…

— Замолчи ты, окаянная! — сердится Даша Перетрухина, напарница Пелагеи по съемке кирпича со столика-автомата. Эта операция самая трудная на прессе, требующая мужской, не женской силы, особого умения. И Дарья Перетрухина считается лучшим специалистом в этом деле, и поэтому пользуется у формовщиков особым уважением. Ее голос в любом споре — решающий.

— Я люблю про пищу думать, — признается Пелагея.

— Вот и думай про себя, а нам душу не береди, и так тошно, — упрекает Перетрухина подругу.

— А я свою пайку хлеба на весь день тяну, — задумчиво творит Маша Сунгурова. Она стоит на металлическом мостке у огромного сместительного корыта, возвышаясь над всеми словно капитан корабля. Сунгурова отламывает кусочек от сырого ломтя в кармане спецовки, кладет в рот, признается:

— Вкусно! Другие с утра все слопают, а я понемногу… Вот кончится война, наемся хлеба вдоволь.

Женщины заговорили о делах на фронте. Три темы главные их женских бесед: дети, пища и сводки с фронта, где их мужья и братья.

— Вон, главный, пусть скажет, что на фронте! — крикнула Сунгурова, первой увидевшая меня. Я оказался в центре внимания. Пересказал сегодняшнюю сводку Совинформбюро. Идут бои за город Будапешт…

— За каждый дом… — повторила мои слова Перетрухина. — Эх, кому-то плакать, бабоньки. — Она поднялась с места, поправила на груди негнущийся резиновый фартук, скомандовала:

— Давайте, бабы. Наши там воюют сейчас, день там, а мы сидим. Никита, ты скоро там?