Читать «На пределе!» онлайн - страница 27

— Что — кругом, то меня не касается, а у нас на заводе хватит людей обманывать, — твердо заключил я эту неприятную беседу, наивно тогда полагая, что так оно и будет…

Фиктивные списки, фиктивные подписи, это часть обмана. Другая часть заключалась, как я выяснил, в том, что по сговору с заведующим столовой эти талоны отоваривались жирами, рисом, мукой и другими редкостными в дни войны продуктами. Люди, имеющие отношение к распределению продуктов и других товаров, потерявшие совесть, как крысы тащили в свои норы пищу, принадлежащую другим, тем, кто ковал, как говорится, своими руками победу; тащили, вырывали изо рта детей и стариков. Придет время и об этом скажут во всеуслышание. И осудят тащивших. К этому осуждению прибавлю и свои вот эти свидетельства.

Лымарь и Иванюшкин обрадованы. Иванюшкин сказал:

— Сегодня наши ребята поужинают хорошо. Рис на талоны, лярд. (Лярд, смалец — жир, вытопленный из сала) Мы вот, с Ефимом, десятерых на разгрузку угля ставили. Два вагона только что подошли. Я сам с ними буду мочью работать. А Ефим на печь пойдет. Там на уборке половняка (Половняк — распиленный пополам и более мелкие части кирпич) наши мужики заняты.

— А молодая жена как? Не получит выговор, Дымарь? — шучу я.

— Потерпит. Мужиков-то теперь мало, обижать их опасно, — весело скалится Дымарь.

После нашей беседы с колонистами, они все, на другой же день, переселились в пустующий барак. Ожили мужики, оттаяли, смотрят веселее, даже ходят не горбясь, как раньше. Великое дело для человека — жилье, угол, который равняет его с другими людьми, а не отделяет стеной недоверия, как та постылая казарма Никандрова. Сразу сократилось число невыходов по болезни, поползли вверх показатели выполнения норм выработки. Правда, до ста почти никто не дотягивал, но тенденция была, и мы с Кондратенко стали выдавать колонистам талоны на дополнительное питание, выдавали им спецодежду и обувь из наших скудных запасов. Хотелось поддержать людей, совсем было отчаявшихся доказать, что они не те, за кого их принимают или хотят принять.

Завод стоит на берегу Амура в том месте, где река делает крутой поворот. И когда дуют южные ветры, то они беспрепятственно обрушиваются на убогие строения нашего заводика, словно хотят смести его с лица этой суровой земли. Редкий день, чтобы тут не дули ветры. И сегодня с Амура потягивает сильный верховой. Он быстро выдувает из человека запас тепла, накопленный в помещении. Я выхожу из кон-горки, начинаю свой привычный обход завода по технологической цепочке. Только направился было к дверям глухо грохочущего формовочного цеха, услышал в темноте женский плачущий крик. Иду на голос. Неподалеку от конторы на дороге лежит впряженная в сани лошадь. Возница пытается помочь лошади подняться, но животина не очень-то и содействует хозяйке: чуть шевельнется, и опять положит голову на оглоблю. Узнаю возницу шамота Тараканову.

— Второй раз седни падает, осподи… — всхлипывает женщина. Я распрягаю лошадь, освобожденная от повозки, она с тяжким вздохом встает на дрожащие ноги. Мы ведем ее, еле-еле переступающую ногами-палками на конюшню. Здесь большинство стойл пустуют. В последнюю военную зиму одна за другой подыхают лошади от бескормицы и непосильной работы. Конюх Иван Игнатьевич Николаев, пожилой, пожилой многодетный мужчина, страдающий язвой желудка, чуть не плачет, обтирая заиндевевшую морду лошади-монголки, доставленной нами.