Читать «Мы были высоки, русоволосы...» онлайн - страница 27

Николай Петрович Майоров

Что вспомнил я?.. Самцов тупую похоть, чужую нежность, ревности петлю иль руку, обнаженную по локоть, той женщины, с которой я не сплю? Но что б ни вспомнил — я тебя не видел. Простое любопытство истребя, я даже пальцем, жестом не обидел, — лишь взгляд отвел в восторге от тебя. Я вздрогнул лишь. И вновь, как полумертвый, я в третий раз пытался подойти к твоим рукам и вздохам, и в четвертый почти что подошел. Почти. Я знал тебя. Ты здесь. Ты где-то рядом. Я знал, что расстоянье — как и смерть — между прикосновением и взглядом не каждому дано преодолеть. И я прошел. Не задевая. Мимо. Забыв дышать. Шагами мертвеца. Так с папирос — почти неразличимы — косые струйки розового дыма проходят мимо твоего лица. Я знать хочу — я вовсе не ревную, — придет ли тот герой, кому смеясь, ты разрешишь любить себя вплотную, касаний грубых пальцев не боясь? Все просто так: чужие видеть губы, хотеть касаться их и, не любя, одной рукой, одним движеньем грубым, одним лишь жестом взять суметь тебя.

1939

«С чьей жизнью жизнь свою соизмерять…»

С чьей жизнью жизнь свою соизмерять? Любая жизнь, наверно, что-то стоит… Здесь каждый любит ближнего ругать Для своего лишь теплого покоя.

1938

Эпитафия

Прохожий, у ног твоих могила неизвестного поэта, К концу жизни он был в долгах, как в веснушках. Его сосед — неутомимый весельчак, Был, почти что, единственным читателем его прекрасных стихов. В них было много девушек и женщин, и от них, страдающих подагрой, Шел винный запах. Многие усмотрели в этом Пример безнравственности и давно всем надоевшей богемы. Какой-то местный журналист, уважающий Из поэтов лишь Клопштока, Написал о них негодную статейку. Отсюда все пошло: поэта осмеяли, и нередко, Когда он проходил у светлых окон, Ему на голову падали помои и безобидная Цыплячья кожа апельсинов. Но он продолжал жить… Он знал женщин, Увидев которых, мужчины в волнении роняли из рук трости. На женщин ушла вся сила, молодость и деньги. Умер он, подымаясь по лестнице на свой четвертый этаж, — Любил высоту старина и никогда не пользовался лифтом, Хотел, чтоб смерть его застала у высот.

1940

Рассказы,

которые могут быть приняты за стихи

1

У него, как у глобуса, одна нога, И женщины, которые встречают его, Напоминают об этом ему глазами, — Ни одна из них не хочет принадлежать ему, Спать с ним в одной постели И греть ему единственную ногу. Это получается так потому, Что рядом ходят Веселые штабные мальчики, У них томные глаза, А усы напоминают Вскинутые в небо оглобли Брошенной каким-то незадачливым беженцем телеги. У них руки и ноги на месте, А что еще необходимо женщинам, Которые третий год не видели мужей, Забыли цвет их глаз, И не помнят их больше, как живых? Он теперь на все озлоблен, Он видит, как страдают солдатки, От которых деревянным костылем Он отгоняет по вечерам назойливых штабных. И как плохо, что он помнит себя молодым, — Девушки с завистью смотрели вслед ему, Когда он не спеша, Докуривая отцовскую трубку, Шел за село, на мельницу, Где светловолосая, невозможная русалка Называла его: «Ты — мой». Он знает: теперь не будет больше этого. Вот почему он очень рано сегодня Отправился на свой сеновал, — Эта ночь, как и завтра, и послезавтра, не для него, И как обидно, что костыль вечно будет стучать в сухую землю.