Читать «Мужицкая обитель» онлайн - страница 49

— Я за них Богу ответа не дам, а за себя непременно истязан буду!

Пробовали его пронимать воспоминаниями детства. Один инок стал ему рассказывать о его родине, Туле, какие там ныне широкие улицы, постройки прекрасные и т. д.

— Брат, скажи лучше, много ли понадобится досок для моего гроба и велик ли холм земли подымется над моим прахом?

По поводу его кончины даже видения были. Схимонаху Михаилу почудилось, что в церкви собралось многое множество духовных чудной красоты и в дивных светлых ризах. Они лобызали друг друга и кланялись одному старцу, носившему на себе, на плече, красную ленту с белыми цветами. Когда же на другой день схимонах Михаил подошел проститься к новопреставленному, то почувствовал во всем существе своем "неизъяснимую перемену" и лобызал мертвеца "со сладостию". А вот еще тип монаха — Антоний из вольноотпущенных. Он провел в пустынном уединении тридцать лет. Потом игумен Варлаам перевел его в обитель. Тут он все время отказывался от мантии и ходил в крашенином подряснике в заплатах — за то, что оставил "многолюбезную пустыню". За трапезой, сидя в отдалении один, он все кушанья смешивал в одно общее месиво и пожирал его, "лишая себя услаждений пищей". Еще рясофорный монах Федор Косенков. Этот был секретарем при курском губернаторе Веревкине. Он вообще говорил слова в "простоте сердца". За одно из таких Косенкова посадили в холодную, где его стали есть крысы. Испуганный, он дал обет постричься на Валааме. Так и сделал. В обители он был известен тем, что никогда и никто на нем улыбки не видал. "Постоянно, бывало, вздыхает…" Схимник Феоктист был иного закала. Он никогда не омывался, почему тело его было в язвах и распухшее. Ни язвы, ни недугов никогда не лечил и о них никому не говорил. Также и Серафим тела своего не обмывал. Вследствие этого от плеч и до пояса со спины его сошла вся кожа. Силой накладывали на его раны живительный пластырь, но, оставаясь один, схимник сдирал его. Вся келья его была пропитана тяжелым запахом, но когда он умер, и келья, и тело его "источали благоухание, а язвы его ран благолепно покрыла тонкая кожица". Еще интереснее, хотя и в том же роде, был о. Михаил. Он был в Соловках, любил уединенную жизнь, много лет провел в пустыне, истязая себя жестоко, носил ветхое рубище, пищу употреблял суровую; когда она загнивала и покрывалась плесенью, схимонах говаривал:

— Ничего, что попортилась, все равно, исполняет телесную нужду!

Этот тоже, перейдя на Валаам, келью занял крошечную, никогда не позволял ее мыть и сам не мылся. Духота у него была нестерпимая.

А то вот еще монах — Христа ради юродивый Антон Иванович. Этот так и являлся зимой и летом в одном рубище. Принимал все, что ему давали. Ел всякую гадость.

— Свинье все годится, я съем! — говорил он.

Иеромонах Никон, тот славился тем, что много лет подвизался в пещере, которую сам вырыл. Там с иноком поселились ужи, и он вместе с ними пребывал в вечной темноте, не озаряемой ни солнцем, ни луною.