Читать «Мотькин предел» онлайн

Лидия Алексеевна Авилова

Мотькинъ предѣлъ

(Повѣсть)

Много лѣтъ тому назадъ хоронили на сельскомъ кладбищѣ солдатку Татьяну. За гробомъ ея, когда несли его изъ церкви на погостъ, бѣжала пятилѣтняя дѣвочка. Она наклонялась, собирала по дорогѣ камешки и съ размаху бросала ихъ передъ собой, стараясь поднять ими какъ можно больше пыли. Ноги ея въ большихъ башмакахъ съ каблуками путались въ длинной юбкѣ сарафана, ситцевый старый платокъ сползалъ съ головы на лобъ, а изъ-подъ него, сквозь пряди спустившихся бѣлесоватыхъ волосъ, задорно блестѣли яркіе сѣрые глаза. Это была Мотька, дочь Татьяны. До этого дня жили онѣ вмѣстѣ по угламъ; Татьяна часто запивала, пьяная буянила и кричала, а Мотька выпрашила по дворамъ кусочки хлѣба, запускала комьями земли или снѣгу въ собакъ и прохожихъ, забижала ребятъ.

Она не поняла, что сталось съ матерью, когда та вдругъ вытянулась, захрипѣла, а потомъ мало-по-малу стала застывать. Мотька только испугалась и забилась подъ лавку. Не понимала она и того, что дѣлали съ ея мамкой, когда положили ее въ большой бѣлый гробъ и понесли сперва въ церковь, а потомъ на кладбище. Она плелась сзади по привычкѣ, зная, что это ея мать лежитъ въ бѣломъ гробу. Всего болѣе занимала ее новая ваточная душегрѣйка, которую надѣла на нее сердобольная сосѣдка Арина. Душегрѣйка была кубовая, мелкими красными и желтыми цвѣточками; она была очень велика, спускалась Мотькѣ ниже колѣнъ, а дѣвочкѣ казалось, что она въ своей обновкѣ необычайно хороша и нарядна.

На погостѣ гробъ съ мамкой опустили въ яму, засыпали яму землей, а когда надъ могилой возвысился бугоръ, мужики, засыпавшіе яму, ушли, а Мотька стала перебѣгать черезъ бугоръ. Вся прелесть ея забавы заключалась въ томъ, что башмаки ея съ тяжелыми каблуками увязали въ рыхлой землѣ, ноги часто подвертывались и тогда она взмахивала ручками, закидывала голову назадъ, и подъ широкою ваточной душегрѣйкой тяжело дышала слабая, узкая грудь. Наконецъ Мотька устала; она сѣла на землю, положила голову на бугоръ…

Когда же она проснулась, ей было холодно и сильно хотѣлось ѣсть. Завечерѣвшее небо покрылось тучами, въ сторонѣ отъ кладбища свѣтились маленькіе огоньки деревни:

— Мамка! — позвала Мотя, — мамка, или!

Въ отвѣтъ ей шумно захлопала крыльями испуганная птица, поднялась, покружилась и опять сѣла невдалекѣ.

— Мамка! — съ плачемъ позвала Мотя.

Она подождала, чтобы мать откликнулась ей и вдругъ, словно охваченная ужасомъ, съ дрожью озноба и жути, бросилась бѣжать въ своихъ большихъ башмакахъ по направленію къ тусклымъ огонькамъ деревни.

Съ этого вечера не стало у Моти обезпеченнаго пріюта, готоваго куска хлѣба, опредѣленнаго завтрашняго дня. Строго говоря, положеніе ея мало измѣнилось: еще при жизни матери нерѣдко приходилось дѣвочкѣ засыпать иззябшей, полуголодной; мало того, Татьяна часто била Мотю, били ее и другіе… Но никто, кромѣ матери, не ласкалъ ее, не заботился о ней, невступался за нее, и къ чувству одиночества у дѣвочки прибавилось еще и другое: чувство звѣрка, окруженнаго опасностями и надѣленнаго непреодолимымъ инстинктомъ самосохраненія. Прежде всего звѣрекъ хотѣлъ жить.