Читать «Мой Советский Союз \ Танец белых журавлей» онлайн - страница 60

Я спросил его:

— Вы знаете то, что произошло в войну, но ведь сами-то вы этого не пережили?

— Да, это так, — ответил он. — Но все мои родственники, мои родители, мои бабушка и дедушка были на фронте. Все они остались живы. Это большое счастье. То, что они пережили, перешло как бы ко мне. Мой дедушка в качестве руководителя политического отдела был после войны одним из ближайших сотрудников первого советского коменданта Берлина. От него я многое узнал о Германии. Благодаря ему у меня пробудился к ней интерес. Моя мать участвовала в освобождении Германии в составе союзнических войск. Она работала в совместной советско-американской комиссии, которая занималась ликвидацией концлагерей. Она, таким образом, находилась среди тех, кто первыми увидел, какие преступления совершались в этих лагерях. Она рассказывала мне о том, что видела там. Я был потрясен тем, что такое могло произойти. Потрясения подобного рода всегда оставляют следы в человеке…

Да, верно. Наш народ был тогда глубоко изранен. Есть раны, от которых он до сих пор не оправился. Отсюда и вытекает — и это лежит глубоко в нашей психологии, — что война — это нечто абсолютно безумное, противоречащее природе. Именно тогда у нас выработалось сознание того, что война должна быть полностью исключена из жизни.

…В свое время Максим Горький говорил Исааку Бабелю, что путь писателя усеян гвоздями необыкновенной величины и что приходится идти по ним босыми ногами, что крови будет пролито достаточно и с каждым годом она будет литься все сильнее, что если писатель слаб, то его будут покупать и продавать, ему будут мешать и на него нападать и он будет увядать…

…С описанием киевского вокзала, которое дал Бабель в 1917 году и на котором я теперь нахожусь, я — даже при беглом взгляде — согласиться не могу. Он писал: "Нет более унылого вида, чем вокзал Киева. Ветхие деревянные бараки уже многие годы оскверняют подходы к городу. По мокрым барачным нарам ползают вши. Дезертиры, мошенники, цыгане валяются вперемешку. Старые галичанки мочатся, стоя, прямо на платформе…"

Я, как уже говорил, ничего этого подтвердить не могу. Более того, в хорошо отстроенном вокзале Киева нам удалось купить бутылку коньяка и без особой толкотни добраться до ночного поезда на Москву. У меня остались хорошие воспоминания о Киеве, так же как и о чае, который утром приготовила проводница.

— Позвольте вас теперь попросить подробнее описать ваше пребывание в Москве. Как бы ни хорош или плох на вкус был чай, приготовленный 19 сентября в поезде, здесь это можно, пожалуй, считать второстепенным…

— Как вам угодно. Когда я приехал в Москву, с неба лил шумный дождь. Такси высадило меня перед огромным комплексом зданий — гостиницей "Россия" приблизительно с шестью тысячами мест. Я выполнил обычные формальности и спустился на первый этаж поесть. Время ожидания официанта можно соразмерить разве что с бесконечными во времени просторами России. "Филе?" — "Нет". "Борщ?" — "Нет!"

…В России люди женятся, конечно, не чаще, чем в других местах, но в то время как во многих знакомых мне странах эта церемония происходит по-аристократически тихо, непременно в семейном кругу, сопровождаемая пристойным объявлением в газете, то русская свадьба гремит на всю округу. Если свадьба, так уж свадьба! Я наблюдал это шумное веселье в зале ресторана, в гостинице "Россия", в тот вечер, когда я задумал спокойно запить шницель московским пивом, чтобы затем снова отправиться на 10-й этаж на покой.