Читать «Мое особое мнение» онлайн - страница 145

И я все время прислушиваюсь не к своему пониманию радио, а к запросу, который есть у аудитории, да и не только аудитории, а у людей, которые и не знают про «Эхо Москвы». В этом мое преимущество. Поэтому и получилось, что я взял радио, когда у него рейтинг в Москве был 2,3, а сейчас у него рейтинг 7,6. Рейтинг – это же люди, которые слушают. Я знаю, что все плюются на слово «рейтинг». А я говорю: рейтинг – это вы. Количество людей, которые слушают. Для меня очень важно было, чтобы люди нас слушали. Не соглашались, но слушали. Я думаю, что это правильно – что я обращаю внимание на количество людей, которое слушает, при этом могу с ними не соглашаться в оценке радио. Это раз. Во-вторых, я не узкий специалист в области радио, я еще очень крупный лоббист и коммуникатор. Это школа дала. Там же какая история? Ты классный руководитель, тебе 22 года, а родителям 40. Они приходят, а ты мальчишка. И ты должен скоммуницировать – тут дети, тут родители, тут коллектив, другие учителя, а там директор.

Я думаю, что я принес на радио вот эту коммуникативную историю, когда стал публичной фигурой. Сережа никогда не хотел быть публичной фигурой, а я стал. Я начал комментировать. Я общаюсь с этими, теми, другими, правыми, левыми, мракобесами, либералами, фашистами. Я коммуницирую с ними со всеми в интересах слушателей. А все остальное – это уже ловите формат, который вам нравится. Возникли социальные сети. Я понял, что новости берут в основном из них, я увеличил количество мнений, сократил количество новостей. Я на это реагирую. Но это, наверное, любой может сделать.

У нас происходят дискуссии с главными редакторами федеральных каналов и газет, мы говорим о профессии, но у нас разное понимание и разное взаимодействие с президентом. И когда мне говорят – ну вам можно, я спрашиваю – а вам нельзя спрашивать про Улюкаева, вам кто-то запрещает? Вот мы сочли, что это важнее лесов Дальнего Востока. Пусть про лес дальневосточная газета спросит! Должны быть разные редакционные политики. Давать слово тем, кого другие по конъюнктурным причинам не хотят слышать, – правило «Эха Москвы». Когда началась война в Ираке, американского посла не приглашали никуда, кроме «Эха». Когда свергли Саддама Хусейна, его посол оказался отключен от всех, и только мы его приглашали.

Мы считаем, что слушатели «Эха Москвы» – грамотные люди, и они сами разберутся, кто прав, кто виноват. Мы с уважением относимся к аудитории и поэтому приглашаем всех, кроме фашистов и хамов.

Мы обсуждаем эту историю с моими заместителями. Слово «качество» не кодифицируется. У нас 87 % слушателей – люди с высшим образованием. У нас огромная доля офицеров почему-то. Может быть, потому, что они решение должны принимать. Я пытаюсь делать радио для людей, принимающих решения. Например, говорят: «У вас очень сложный язык». Я говорю: «Не будем упрощать. Не будем разговаривать как с быдлом». – «Вот там есть другие, которые на телевидении, разговаривают понятно для простого люда». Я отвечаю: «Не бывает простого и непростого люда». Когда я увидел значительную долю офицеров, долю военнослужащих не только армейских, но очень много из МВД, ФСБ, ГРУ, я вдруг понял, что мы попали…