Читать «Марксизм в эпоху III Интернационала. Часть первая. От Октябрьской революции до кризиса 1929 года. Выпуск первый» онлайн - страница 3

Работа американского историка И. Гетцлера о Мартове интересна не только фактами, но и тем, что автор практически признает крах меньшевистской тактики неучастия в буржуазно-демократической революции и правильность ленинского подхода в этом вопросе. Отмечая «скудность» критики большевизма Каутским, Гетцлер, однако, не проявляет той же объективности к Мартову и демонстрирует явную узость в понимании демократии, когда пишет о политике большевиков. Он не хочет понять, что создание сильной и сплоченной партии было для В.И. Ленина не самоцелью, а верным путем к победе революции и социализма. Многочисленные высказывания В.И. Ленина насчет того, что построение социализма должно быть делом не одной только партии, а широчайших народных масс, достаточно хорошо известны, однако Гетцлер – равно и Рейман – всеми силами стремится дискредитировать большевизм как партийную концепцию. Но при всей предвзятости антибольшевистской критики Гетцлера, явно идущей в русле современных «ниспровержений ленинизма» с позиций внеклассовой демократии, описанию им взглядов и идейной эволюции Мартова нельзя отказать в актуальности.

В двух статьях выпуска анализируется фигура Троцкого. Первая из них – работа израильского историка Б. Кней-Паца – явно апологетическая. Приписывая Троцкому авторство тех или иных «новаций» в марксистской стратегии, Кней-Пац игнорирует глубочайшую разработку В.И. Лениным, в частности, революционной роли крестьянства (произведенную еще до революции 1905 г.), да и вообще диалектики социальной отсталости, которую В.И. Ленин исследовал в ходе всей своей творческой деятельности. Троцкий представлял «революцию против отсталости» как насильственную модернизацию сверху, тогда как для В.И. Ленина революция не могла не быть делом самих трудящихся масс, воспитывающихся и поднимающихся в ходе ее. Троцкий, как и деятели его типа, взявшие на вооружение его программу и методы построения «организованного», по существу тоталитарного, общества, которое мыслилось им социальным идеалом, был, выражаясь популярным социологическим термином, маргинальной личностью, да еще в концентрированном виде, компенсирующей свою социальную ущемленность социальной мстительностью и злобой; поэтому, например, широчайшую народную крестьянскую массу он и ему подобные высокомерно третировали как пассивный строительный материал для своих холодно-бесчеловечных конструкций. Кней-Пац представляет Троцкого исключительно трагической личностью (в соответствии с довлеющим в книге духом сочувствия побежденным), проходя мимо того факта, что его личная судьба явилась исторически справедливой расплатой за его «революционную беспощадность», точнее, безжалостность. Эта, можно было бы сказать, убийственная диалектика троцкизма как суперреволюционности осуждена историей и с потрясающей осязаемостью передана в произведениях советской художественной литературы и научных работах советских авторов. Но Кней-Пац – как почти все авторы разбираемой книги, за редкими исключениями, – высокомерно игнорирует современную советскую историографию, поскольку даже критическое знакомство с нею разрушило бы созданный им образ.