Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 328

19

Дальше тянуть не было смысла. Флор это отчетливо сознавал!

20

1934-й — год, ознаменовавшийся «ночью длинных ножей», после которой фюрер выступил с речью, где в числе четырех «самых опасных» категорий в Третьем рейхе назвал евреев, поддерживающих коммунистов, самозваных критиканов и паникеров.

21

Тартаковер имеет в виду, что дебютный репертуар Флора значительно расширился, что «стиль игры Флора, весьма агрессивный в его первых выступлениях, претерпел значительную эволюцию».

22

Из книги Вадима Теплицкого «Исаак Вистанецкий: Жизнь в шахматах». Тель-Авив, 2001.

23

В статье «Великий шахматист», опубликованной в 1956 году в «Огоньке», обо всем этом Флор говорит уже иначе, «в рамках», дозволенных цензурой советским журналистам: «Неоднократно мне приходилось беседовать с Алехиным на темы, связанные с его возвращением в Москву. Как когда-то мечтал Александр Александрович о матче на первенство мира, так позднее, став чемпионом мира, он мечтал о Москве, о своей Родине. Алехин горько переживал, что двери в Россию он сам, по своей вине, надолго закрыл перед собой. Признавая свою ошибку, Алехин отправил в Москву к празднику Великого Октября поздравительную телеграмму».

24

Вальтер Хеуэр: «Нужно отметить, что хотя у Ксрсса были причины для сведения счетов с Ботвинником после того абсолютного чемпионата СССР, он никогда не давал журналистам повода для политических инсинуаций» (из книги «Наш Керес»).

25

В районе Хаапсалу.

26

' Юрий Авербах рассказал мне: «Новый 1950 год я встречал у Лилиенталей. У них я познакомился с И. Барканом, мастером спорта, чемпионом СССР по прыжкам в воду с трамплина. Зашел разговор о Кересе. И Баркан вспомнил, как осенью сорок четвертого принимал участие в высадке морских десантов и уже знал, что Таллин взят. У некоторых его сослуживцев были ордера на арест ряда эстонцев. Лично у него был ордер на арест Пауля Кереса, которого в Таллине не оказалось, чему Баркан был очень рад».

27

Из письма Кереса председателю Спорткомитета СССР от 8 декабря 1944 года: «До меня то и дело доходят слухи, будто бы я выступал по радио с антисоветскими речами вскоре после прихода немцев. Я лично не имею представления о таких речах и считаю, что мое имя использовали для пропаганды. (...) Немцы пытались убедить меня в необходимости скорейшей эвакуации в Германию. По этой причине я часто переезжал с места па место со своей семьей — женой и двумя маленькими детьми: во-первых, чтобы избежать назойливых уговоров об эвакуации, а во-вторых, чтобы создать впечатление, будто я намерен покинуть страну... В настоящий момент моя шахматная деятельность прервалась в ущерб моей семье. Как советский гроссмейстер я должен иметь право на какую-то помощь в получении средств к существованию... Я надеюсь своим участием в полуфинале чемпионата СССР в Москве в феврале 1945 года восстановить хорошую шахматную форму и подтвердить, что я вхожу в число сильнейших советских шахматистов...»