Читать «Любовь и шахматы» онлайн - страница 267

Наделю по-прежнему казалось, что все это не с ним происходит. Бред какой-то. И он в согласии кивнул Пантелею Сапожникову.

— Бабочку сними и не таскай больше, — посоветовал тот. — Не Прага здесь. Это у нас не принято, не поощряется. А то к чуждым элементам причислят. Не отмажешься...

2

Неизбежность утраты Чехословакии, ставшей добычей нацизма, и всего, что с ней было связано в жизни гроссмейстера, — скорее всего, это действительно контрапункт всей драмы Флора. Он знал, что уже ничего не сможет повториться. Ничего! Об этом они нередко говорили с Кересом в Тарту. Дорога в будущее, которое еще недавно явственно вырисовывалось, для Флора была перекрыта.

У него в тетрадке рядом с его собственными словами: «Война подорвала мое здоровье, расшатала нервы» — были заготовлены для задуманного очерка (так, увы, и ненаписанного — в который раз ненаписанного!) слова Эриха Марии Ремарка: «Война — это клетка, и тому, кто в нее попал, приходится напрягать нервы, ждать, что с ним будет дальше. Мы сидим за решеткой, прутья которой — траектории снарядов, мы живем в напряженном ожидании неведомого. Мы отданы во власть случая». Эти слова у Флора, как я помню, были подчеркнуты красным карандашом и выделены восклицательным знаком.

Удивительно, до чего же перекликается со словами Ремарка письмо, посланное на исходе 1938-го из Праги Рудольфом Шпильманом председателю Шведского шахматного союза и издателю шахматной литературы Людвигу Кольину, где, в частности, говорится: «Мне грустно не только из-за того, что я изгнан из Австрии, моей родины, — к тому же я утратил возможность свободно перемещаться. Едва ли не все страны, в которых существует шахматная жизнь, закрыли свои границы перед эмигрантами и беженцами. Нив одну из них я уже не могу попасть с моим австрийским паспортом, ничего теперь не стоящим. Вот уж полгода, как я делю страдания с людьми, которые не по своей вине потеряли свой дом и скитаются по миру, не имея возможности получить хоть какую-нибудь финансовую помощь. Единственное, что удерживает меня па этом свете, — надежда найти, в конце концов, какую-либо работу, связанную с шахматами. Нет ли у Вас возможности отыскать для меня что-нибудь в этом роде в Стокгольме или где угодно в Швеции? Не обязательно — постоянную работу. Была бы возможность хоть какое-то время пожить в Швеции, чтобы как-то восстановить мой дух, мой шахматный потенциал и набраться сил для будущей деятельности. Может быть, спустя какое-то время мне удастся эмигрировать в Англию или в Америку Умоляю Вас — не оставьте меня в беде. Я соглашусь на любые условия, лишь бы быть хоть чем-то занятым. Основное для меня — выбраться из этого ада в центре Европы. Антисемитизм и в Праге становится все более и более ощутимым, и потому я лишен любых средств к существованию...»

Точно такое же отчаянье звучало в голосе Шпильмана, когда просто чудом удалось ему дозвониться до Флора!

3

Какую Чехословакию вынужден был покинуть Флор? Что он потерял?

В поисках ответа на этот вопрос нам следует обратиться к одному из выступлений первого ее президента Масарика. «Нашим политическим заданием, — говорил он, — является строительство демократической республики. При демократии вопрос о правлении решается голосованием. Именно поэтому сегодня так важна избирательная система. (...) Демократия — это не только форма государства. Это способ всей общественной и частной жизни. Демократия является взглядом на жизнь. Сущность государства — согласие всех людей, их мирное сосуществование, любовь, человечность. (...) Сознательное политическое руководство предполагает единство граждан в главных принципах и в главных направлениях политического движения. Государство — это не только механизм. Политика — не только искусная административная и дипломатическая техника. Государство — единство граждан на разумных и нравственных основах».