Читать «Литературная Газета, 6574 (№ 44/2016)» онлайн - страница 72
Литературная Газета
Прощай
Услышишь ли ты голос мой отныне,
пока я жив, узришь ли сына в сыне,
по голове погладишь ли? А вдруг
не буду я тогда с тобою рядом,
когда тебя повалит с ног недуг?
Умрёшь – и не смогу родным обрядом
предать твой прах земле, отец и друг?
Я там, куда твой зов дойдёт едва ли,
где стены и заборы крепче стали,
а на устах – сургучная печать.
По вечерам, прислушиваясь к лаю,
подумав, что твой сын вернулся, встать
не помышляй с постели, заклинаю!
В дохе не выходи меня встречать.
Сняв шапку на морозе, за дверями
звон тишины не слушай над полями,
стараясь уловить в ней скрип саней,
и в погреб не клади для сына мясо –
не долежит и в холоде. Верней,
сгниёт…
Ведь нам до нашей встречи часа
терпеть ещё немало чёрных дней.
И через много-много зим, когда
лет долгих убежит в песок вода,
когда настанет день последний или,
чего скрывать тут, – время умереть,
и смерть за дверью, хоть и не просили,
окажется (на то она и смерть!) –
проси, чтоб крест был на твоей могиле.
И по тому высокому кресту,
который будет виден за версту,
тебя найду я поздно или рано,
прощусь с тобой, уж если не с живым,
так с мёртвым,
чтоб не ныла в сердце рана.
И нож возьму, и вырежу я им
на том кресте:
«Здесь прах лежит Ивана».
И больше ничего, тебя любя,
твой сын не сможет сделать для тебя.
Но коль живым застану, то, ей-богу,
в кисет тебе насыплю табаку
и водки в твой стакан плесну немного,
чтоб ты, отец, прогнал свою тоску
и больше не смотрел на сына строго.
Потом с тобою рядом посижу
и вот что от души тебе скажу:
негоже нам, пока мы человеки,
хоть и с печалью тягостной в груди,
судьбе несчастной сдавшись,
смежить веки.
Ты наспех только ветку не руби!
Да будет так! Теперь – прощай навеки.
Ель
1
В далёкой стране, где зимою
хозяйка над миром метель,
в сторонке, красой расписною,
росла одинокая ель.
Её ни морозы не брали,
ни вьюга… Вблизи ли, вдали –
она мне казалась едва ли
не чудом суровой земли.
Пред ней все растения меркли,
когда замечали мои
глаза её гибкие ветки
под нежным покровом хвои́.
И в зелени море безбрежном
с высокого берега вновь
увидев наряд её нежный,
я чувствовал в сердце любовь…
Но пламя лесного пожара,
что в том объявился краю,
бросалось что к соснам поджарым,
что к елям… И эту мою
красавицу нежную слишком
накрыло нещадным огнём.
Ни хвое, ни веткам, ни шишкам
спастись не дано было в нём…
И вот она – ночи чернее,
мрачнее закатных теней.
Не кружится птица над нею,
и зверь не таится под ней.
Стоит тут, чужая, другая…
треща на ветру до утра,
и птицу, и зверя пугая
глухой чернотою нутра…
Выходит, напрасно оттуда –
с восточных ли, южных земель –
сюда занесло это чудо,
что выросло в статную ель.
Здесь шли вкруг неё хороводы,
здесь девушки ждали парней…
И вот даже от непогоды
нельзя больше скрыться под ней.
Не будут здесь певчие птицы
вить гнёзда, а я или ты
не сможем уже насладиться
полётом её красоты…
2
Но годы прошли, и вернулся
я в тот заповедный алас.
Там тальник под ветрами гнулся
и свежестью радовал глаз.
Но вот что меня удивило,
что понял я вдруг без труда:
здесь жизни незримая сила