Читать «Летящий и спящий» онлайн - страница 54

Генрих Вениаминович Сапгир

Там некоторое усилие (не может быть!) вижу и свою спину, но тут же примиряюсь с этим, будто кто-то успел меня уговорить. Моя спина уплывает все дальше, уже не отличить… Или это седые завитки кого-то другого… Нет, это не мой затылок…

Давно стемнело окончательно. Лишь поблескивает, светится металлическая дверь. Недоумение разлито в воздухе. Устойчивый запах беды.

И видя себя со стороны: маленькая одинокая козявка, пересекающая пустынный циклопический зал и спешащая к теперь уже близкой двери в сумерках, я потянул на себя тугую дверь — и она захлопнулась за мной гулко.

2

Верхний ровный свет от туманного длинного потолка. Это освещение здесь всегда. Ряды металлических кресел, обитых синим дерматином, уходят вдаль, как колонна полицейских. Никого нет, но я понимаю, что здесь сидят и ждут. И, сразу приняв это условие, покорившись общему порядку, пройдя немного и пошарив по рядам, чтобы не в первое попавшееся, сажусь в одно из кресел. Нет, не занято. Хотя если и занято, мне об этом никто не сообщил.

Вообще надо всем витает некоторая неясность и неопределенность с запашком ожидания какой-то привокзальности, пустынности, аэродромности.

Вдруг понимаю, что это зал ожидания в огромном международном аэропорту. Верчу головой: где стенды прилета, отлета? где бегущие поперек огоньками буквы и цифры? А голос дежурной? Почему его не слышно? Никто не прилетает и не улетает? Нет, нет, и прилетают и улетают. И сейчас слышно, зашевелились, задвигались, идут на посадку. И опять ждут, хотя в зале ожидания никого.

Первое время я дергался, мне казалось, сейчас объявили, только почему-то промахнуло мимо, не услышал. Потом постепенно успокоился, расслабился в кресле, откинулась назад голова, повисли руки на металлических поручнях. Стал ждать.

Время от времени я почесывал нос, трогал переносицу (я ношу очки), мне казалось, там что-то чешется. Я трогал, и, действительно, кусалось. Я почесал — кусается сильнее. Теперь, казалось, чешется правое ухо. Рука невольно потянулась к уху, но зудело за ухом. Я с остервенением ерошил, взбивал волосы на затылке и понимал, что зачесалось выше локтя. Через некоторое время я весь чесался, как блохастая беспризорная собака.

Стоп, остановил я себя решительно. Зуд постепенно утихал, как гул в зрительном зале на концерте. Памятуя Козьму Пруткова, я сдерживал себя. То тут, то там уколет, но терпеть уже можно. Ничего, пожалуй, не чешется. И не смеет чесаться. Просто я жду, весь расслабившись. Жду. Жду, и все тут. Как все.

И тут изнутри стал нарастать некий зуд ожидания. «Ожидание неизвестно чего» звенело во мне занудной струной. Струна со своим зудом превращалась в какую-то скучную личность, которая растягивалась бесконечно: ноги в сапогах еще тут, волосики на голове уже за горизонтом. И там на каждом отдельном волоске тренькают бесенята. Как на балалайке. А где-то поближе, ну за полверсты, на вытянутом в струну животе личности басовито бренькает смуглый жирный демон скуки. Нарочно дразнит.