Читать «Летящий и спящий» онлайн - страница 56

Чьи-то сильные руки вытащили меня из бассейна. Оказывается, я чуть не утонул. Шлепая босыми пятками по кафельному полу (как будто меня изнасиловали), вижу себя со стороны: худощавый юноша в плавках, завязанных сбоку на шнурки, которого никто не замечает. Он здесь лишний, чужеродный. И сам понимает это утончаясь, растворяясь на глазах. Вот, остались только шнурки на плавках. О, эти шнурки, шнуровки, крючки, застежки, пуговицы, молнии: свои, чужие, не помню чьи!

— Девушки так и здороваются: «Привет вам, милые шнурки от ботинок! Где же ваш хозяин? Здесь его нет, одни вы — робкие шнурки. Наконец, это оскорбительно. Быть с девушкой всю ночь и так и не появиться. Я, может быть почти беременна от него, а он и не почувствовал. Потому что его никогда со мной не было. И пусть катится! Противные шнурки!»

И еще тысячи соблазнов, тысячи свершений, но не для меня. В этом спортивном зале, в этом мире все не очень-то замечают друг друга. Движутся по касательной. Во всяком случае, мы все здесь хотим увидеть друг друга, а видим так, какую-то мелочь — серебристую груду рыбешек в мокрых сетях на палубе. Почему это рыбешки? Почему в сетях? Ну, если это не сети, значит, шнурки.

Шнурки, завязанные бантом, в виде усов на белой стене. Шнурки, вплетенные в чью-то душистую косу, как ленты. Шнурки — силок для ловли перепелок. Шнурки, натянутые между рук, между пальцев, мгновенно развязываются и завязываются — фокус. И шнурки, связанные один с другим и накрепко прикрученные к торчащему крюку люстры на потолке, вот и повесился, никто не заметил.

Висит нелепое тело на шнурке, но это не я. Моя нескладная юность.

4

Почему меня здесь нет, в этом помещении? Потому что никого нет, я подозреваю. Эта сцена загромождена, она пуста, все эти декорации не имеют значения. А сколько было пороха, какой заряд энтузиазма! Как все хотели играть! И все играли — каждый свою роль. А потом роли сами увлеклись игрою и стали потихоньку вытеснять актеров. Вдвоем под одной маской стало тесно. И понемногу все с облегчением стали покидать свои роли и переходить в зал.

На сцене остались одни усики, косы, реплики, шнурки. Ничего, пусть личины играют, а мы посмотрим. И если кто-нибудь там из них, то есть из нас, и умирает, то можно лишь поаплодировать. Такая роль. Я сам, помню, три раза кончал самоубийством. Но ценность все это имело только для той роли, которая играла меня. Значит, и жалеть себя мне было нечего. Мало ли какие актеры будут меня играть, может быть, дурно, провинциально, с аффектированными жестами, с завыванием. Так мне их всех и жалеть? Нет, поскорее выйти отсюда, из этих воспоминаний, которых все равно нет.