Читать «Летящий и спящий» онлайн - страница 53

Генрих Вениаминович Сапгир

Да, они все были тут. Стоило, казалось, сделать еще усилие, чтобы увидеть их всех. Молодящегося старика, задравшего вверх свою седую бородку. Рядом — широкополосная маечка, худенькие плечики и локти, короткая копна волос назад. Обернулась — девушка или ребенок, эти прозрачные глаза созерцают меня в упор.

Кто-то рослый ненавидяще дышит мне в затылок. Резко оглядываюсь — никого.

Пусто. Но все, чувствую, продолжают смотреть туда, откуда должно прийти Это. Перелетают голуби, шелест крыльев. А может быть, это далекое движение поездов на подъездных путях?

Некая подземная дрожь. Солнце там наверху все светлее, белее, бесплотнее. Дрожь нарастает, как и наше общее ожидание. Дрожь передается всем нам. Ожидание растягивается и переходит в нетерпение. Нетерпение то и дело зашкаливает…

И тут с края белесой стеклянной кровли появляется тонкая полоска. Полоска делается шире, там угадывается тень. Полоска захватывает площадь прямо на глазах, сверху на нас опускается огромная ладонь.

В помещении становится заметно пасмурнее. Тень затопляет все вокруг плавно и быстро. В воздухе как бы легкий испуг.

Этаким мерцанием воображения перебегает от одного к другому: «Что? Где? У нас? Не может быть! Но смотрите! Смотрите! Вот она! Здесь!»

Сперва шуршит легкая папиросная бумага, затем плотнее — это уже газета, глянцевые журнальные страницы, плотнее, тверже — картон, доска, броня. Страх теснит, подгоняет, невозможно сопротивляться.

Паника. Гигантский вокзал наполовину затоплен набегающей темной волной. Я еще на границе — уже позади.

Увлекаемый массой перепуганных, растерянных, бегущих, я заметался, рванулся, бегу. Сзади плещет, переплескивает шлепанье босых ног, шорох подошв, догоняя, перегоняя, наступая на пятки. Шум прибоя. Гул надвигающегося поезда, слитный шорох капель по стеклу. Стало совсем темно. Бегу. Они же могут схватить любого. Меня. Хватают соседей. Поймали девушку. Они требуют, светя ярким фонарем в глаза, там — за лучистым, сзади — издевательская маска, требуют заведомо то, что ты не можешь им предъявить. Как бы с некоторым сожалением и соблюдая видимость законности, не торопясь, но явно с усмешкой, наслаждаясь твоей растерянностью и беззащитностью и всеми твоими детскими уловками, они будут проделывать с тобой разные унизительные процедуры, да, да, приглашая тебя в добровольные союзники, соучастники. «Но вы же сознательный человек? Неужели, как гражданин, вы не хотите нам помочь?» И случайные люди за столами спросят, запишут, выслушают, дадут расписаться, прежде чем отправят тебя небрежным кивком в общую мясорубку, где тебя вместе со всеми растолкут в кровавую лагерную пыль…

Сумрак наполняет пустое помещение. По-прежнему не вижу, но чувствую: все кругом опустили головы, примирились со своей участью. И сразу стали одинаковыми. Опустив головы, медленно, но неуклонно, как в очереди за газетами, движутся назад к стене, откуда началась темнота. Там и сейчас она кажется гуще — некий туман, застилающий взор. Ряды опущенных голов подвигаются туда и тают, пропадают в тумане.