Читать «Лето с ангелами» онлайн - страница 56

Все мешало. Свисало, ерзало, терло. Хотелось скинуть все. Если бы это было возможно, я бы сдернул с тебя длинные прямые волосы, ногти с ног, отодрал от лица широко развернутые губы, вынул хребет изнутри, сам все отдал, — и так единым мясистым комком мы бы катались и выли от наслаждения и боли.

Обои: кремовые почти белые, рифленые полосами вдоль, с голубоватым оттенком. Если приглядеться, то замечаются некая отпечатанная рябь — узоры сверху вниз в виде декоративных еловых лап.

Ночь бледнеет, задувает холодный ветер. И будто ледяной трепет сладострастия проходит по висящему белью. Становятся заметнее, что белье старое рваное — и пятна не отстирались. Или оно так и сохнет намоченное в корыте и не стиранное.

Длинный в цветочек обвис, внизу обозначилось пузо, беременный пеньюар. Рваная полосатая рубашка с плеча здоровяка и пьяницы вздулась мышцами. Байковый халат сгорбился на двух прищепках старушонкой. А те, которых они репетируют, за кирпичной стеной?

Становится слышно скрип и хруст. Перед тем как прозвенят будильники, там в кроватях ворочаются толстые, костистые, седые, со сбившимися за ночь волосами, их груди, растекающиеся выменем, ноги с круглыми икрами — деревянные балясины дач и ножки дачных фортепьяно, корабельнобедрые, непомернообъемнозадые, не пробудившиеся, лезут друг на друга — ящер на корову — краковские колбасы утопают в жестких половых щетках.

Мы выползли из моря и, остывая, все в блестящих каплях, лежим игральной картой — головы в разные стороны… Я трогаю тебя, а ты — меня. Вспыхивают огненные круги перед глазами — и медленно угасают, хочется пить. Игральная карта: дама — валет, если бы была такая, чувствует себя отброшенной в сторону, отыгранной. Над нами сидят большие игроки: ОН и ОНА. Все это время они играли нами, они созерцали, как эта странная карта корчится на песке. И получали высокое удовольствие и оба были в выигрыше незримые нами. Мы задыхались от пожирающего нас желания, нудисты наслаждались своей разумной свободой, а это они, любопытствуя, переворачивали нас на спину и шевелили прутиком, как насекомых.

Обои: старые с желтыми квадратами — следами когда-то висевших картин, с рыжими следами гвоздей и клопов, кое-где полуотодранные, вздувшиеся, почти потерявшие свой цвет и узор. В темных точечках. Сразу не скажешь, но и потом — тоже не скажешь.

Белью скучно заглядывать в эти слепые полузеркальные окна. Хотя в одном — поднялась и приблизилась непомерно длинная фигурка ребенка в ночной рубашке.

Девочка глядит, как в четком предутреннем свете мужская рубашка разворачивает, раскрывает, как обертку, свои белые завитки до пустой полутьмы, которую тоже разворачивает и разворачивает — и единым порывом ветра уносится прочь.

И твои воспоминания тоже летят в светлеющуюся и все более обозначающую себя пустоту. —

Вместе с ошметками обоев.

ЖИЗНЬ, СМЕРТЬ И ЛИПКОЕ 

Я люблю всех. (С точки зрения Жизни, конечно.)

(С точки зрения Смерти.) Я ко всем равнодушен.