Читать «Леопард. Новеллы (Авторский сборник)» онлайн - страница 210

Без малого пятьдесят лет сенатор был в нетях, однако память его на удивление ясно запечатлела тончайшие штрихи:

– Море! Сицилийское море самое яркое, сочное, романтичное из всех, что я видел. Вот уж чего вам никогда не испортить за пределами городов. В рыбных ресторанчиках еще подают рассеченных пополам колючих морских «езей»?

– Подавать-то подают, только мало кто их заказывает: боятся тифа.

– Что ты говоришь! Да слаще этих кровавых хрящиков там еще ничего не придумали. Такие нежные, ароматные, солененькие, с привкусом водорослей – ни дать ни взять женские прелести в готовом виде. Какой там, к шутам, тиф! Они не более опасны, чем прочие дары моря, приносящие людям как смерть, так и бессмертие. В Сиракузах я ими от пуза наедался. А до чего смачные – пища богов! Лучшее воспоминание за последние пятьдесят лет!

Я был смущен и очарован одновременно: такой человек – и вдруг непристойные сравнения, ребячливая ненасытность, да еще по поводу каких-то морских ежей, эка невидаль!

Беседе нашей, казалось, не будет конца. Уходя, сенатор расплатился за нас обоих. Возражать было бесполезно. («У этих юнцов из аристократических семеек за душой, вестимо дело, ни гроша», – не преминул он вставить в своей нахрапистой манере.) Мы расстались закадычными друзьями, если не считать полстолетия, разделявшего нас по возрасту, и тысячи световых лет, размежевавших наши культурные уровни.

Теперь мы виделись каждый вечер. И хотя пары́ моего человеконенавистничества постепенно выветривались, я взял себе за правило во что бы то ни стало встречаться с сенатором в царстве теней на улице По. Сенатор был не особо разговорчив. Он, как всегда, читал, брал что-то на заметку и время от времени одаривал меня репликой. Вырвавшись на свободу, речь его изливалась благозвучным потоком, в котором соединялись спесь и наглость, туманные намеки и недоступная мне поэзия. Сенатор по-прежнему сплевывал, но только когда читал. Думаю, что и он проникся ко мне взаимной симпатией, однако не строю на сей счет никаких иллюзий. Если это и была симпатия или привязанность, то вовсе не та, что «наш брат» (как сказал бы сенатор) испытывает к себе подобным; то была привязанность старой девы к собственному щеглу: дева понимает, сколь безответна и незатейлива ее пташка, но с ней всегда можно поделиться своими горестями и печалями, а не будь ее – дева напрочь бы зачахла в невосполнимом одиночестве.

И действительно, я приметил, что всякий раз, когда мне случалось запаздывать, надменный взгляд сенатора был устремлен на врата Ада.

Прошло около месяца. Сенатор метко и ехидно высказывался обо всем на свете, но лишь теперь мы стали затрагивать и нескромные темы – верный признак того, что между нами установились вполне доверительные отношения. Сказать по правде, заводилой был я. Меня натурально раздражала эта его привычка неустанно сплевывать (впрочем, не меня одного: стражи Преисподней в конце концов водрузили у его столика сверкающую медную плевательницу). Так вот, как-то вечером я набрался смелости и спросил, почему он не лечит свой назойливый катар.