Читать «Левая Политика. Жёсткая Экономия» онлайн - страница 76

Василий Георгиевич Колташов

Связь целевых установок культурной политики советского государства с идеями Просвещения подчёркивает в своей статье и Борис Кагарлицкий, который рассматривает культурное строительство в СССР как программу широкого народного образования и просвещения, приобщения к культуре широких народных масс. «Целью было не развитие «образования» в узком, а именно Просвещение в широком, этико-философском понимании данного термина. Причём, говоря о «буржуазной культуре» как о чём-то, к чему надо стремиться и чего надо достигнуть, Ленин отнюдь не имел в виду отказ от специфически революционного характера проводимой политики, от её «социального (классового) содержания» (с. 52). «Иными словами, для освоения передовой буржуазной культуры в специфических условиях России потребовалась именно пролетарская революция» (там же).

И Виталий Куренной, и Борис Кагарлицкий пишут о советской культурной политике как о беспрецедентной попытке воплощения утопии - но не коммунистической, а именно утопии Просвещения. В конечном итоге этот грандиозный проект потерпел неудачу. И активные, и пассивные субъекты культурного строительства - управленцы и народ - не дотянули до идеала, задаваемого амбициозной программой создания Нового Человека.

Заметим в скобках, что обусловленная идейно-методологической основой «надпартийность» и «вневременность» советского Просвещения сделало идеи (как коммунистические, так и обще-гуманистические) не только стержнем массового образования и массовой культуры, но и каркасом жизненных ценностей и ориентаций многих людей в их повседневной жизни. Разумеется, под влиянием обстоятельств эти принципы нарушались, но они зримо, отчётливо для всех существовали в общественном сознании как критерии индивидуального и коллективного поведения, порой даже как альтернативная шкала измерения социального статуса (наравне с карьерой, достатком, профессией и т.п.). Кроме того, эти идеи могли служить аргументом в борьбе за свои принципы даже с партийной бюрократией. Обращение к идеологии, даже в демагогическом варианте, было довольно сильным ходом индивидуальной защиты. Вспоминаю курьёзный случай. Однокурсник моей сестры подрался с оскорбившем его преподавателем, а избежал исключения из университета, заявив: «Я ударил его не как студент преподавателя, а как коммунист коммуниста». Идеологема «в партии нет иерархии, все коммунисты равны» сработала.

Несмотря на пропагандистское сопровождение многих культурных инициатив, советское руководство склонно было рассматривать культуру как более или менее автономную сферу, чьё развитие подчиняется собственной логике. Культура как особая управляемая подсистема нуждалась и в особом управляющем субъекте. О таком уникальном в своём роде субъекте культурного строительства - министерстве Культуры - пишет Руслан Хестанов. «У Советского Союза в области культуры есть один неоспоримый приоритет, - пишет он в своём тексте «Чем собиралась управлять партия, создав министерство культуры СССР», - изобретение государственной культурной политики» (с. 35).