Читать «Лакан в Японии» онлайн - страница 12

Очевидно, что понятие субъекта имеет свою историю, которая разительно противоречит, на первый взгляд, тому, что я собираюсь сказать. Но надо, понятное дело, выбирать: [либо дело обстоит так, как я говорю, ] либо субъект действительно предстает в том виде, в каком знает его западная традиция, то есть как нечто неразрывно связанное с тем фактом, что создается впечатление, будто невозможно мыслить, не отдавая себе в том, что ты мыслишь, отчета.

Что нового принес нам Фрейд? Он показал нам, что существует целый мир, который важно научиться описывать и с которым нужно обращаться с великой предосторожностью, поскольку для этого, поверьте мне, необходимо с самого начала отбросить весь понятийный инструментарий, имплицитно заложенный в представлениях о душе или иной аналогичной субстанции. Будем поэтому осторожны; разберемся поначалу в том, что такое мысли – ведь трудно не свести мысль к чему-то такому, что получает ясный смысл при условии, что мы умеем его прочесть.

Особенностью бессознательного является то, что оно свидетельствует о знании – более того, о желании высказаться, о желании признания. Ведь каждый из этих симптомов представляет собой попытку что-то сказать – но кому? Поначалу очевидным представляется, что сновидение не адресовано никому, но это неверно, так как аналитический опыт ясно свидетельствует о том, что в начале анализа возникают сновидения, обращенные непосредственно к аналитику. Их исключительная ценность состоит в том, что они равнозначны первой адресованной аналитику речи. Возникает, таким образом, нечто такое, что стремится высказаться в этом плане.

Я хочу, таким образом, обратить внимание на то, что, внутри ситуации, где аналитический опыт уходит в лабиринты языковой ткани, означает «быть структурированным как язык». Отсюда следует, что различением между означающим и означаемым следует определенным образом пользоваться и что это позволяет лучше уловить некоторые из регистров, о которых я пытаюсь вам дать какое-то представление.

То, что аналитический опыт имеет по сути своей лингвистическую природу, это непреложный факт.

Способ, которым я обращаюсь с терминами Соссюра – принадлежащими, кстати сказать, отнюдь не Соссюру: нужду логики в терминах signans и signatum впервые почувствовали еще стоики – дает возможность показать, что в языке имеется материально ощутимый инструментарий, без которого он обойтись не может, то есть что артикуляция языка в комбинациях элементов, чья природа сводится к различию в чистом виде, является единственным определением, которое можно дать тому, что мы называем знаком. Знак полагает себя как то, что отлично от всего остального, и фонематический инструментарий в этом отношении показателен. Ясно, однако, что одного этого еще не достаточно.