Читать «Лакан в Японии» онлайн - страница 11

В настоящее время лингвистика еще только складывается как дисциплина, и иллюзий на этот счет строить не надо. Возникает, однако, чувство, что в некоторых отношениях ею были получены серьезные результаты. Когда Якобсону удается упорядочить фонематическую систему французского языка – перед нами неоспоримый успех. Это не бросает свет на человеческую природу или глубины человеческой души, но это прекрасно работает. Теперь мы знаем, что можно во французской фонематической системе артикулировать. Это несколько иное знание, нежели то – тоже знание в своем роде – которым обладает всякий носитель французского языка.

Какова природа знания, необходимого для того, чтобы говорить на родном языке? Задаться этим вопросом, значит тут же поднять множество других. Что означает – знать японский язык? Ведь сюда входит множество вещей, о которых человек не может сказать, что он их знает, покуда он не научится их артикулировать.

Способность ощутить как следует двусмысленность знания на уровне работы речи необходимо каждый раз подтверждать заново – только тогда и можно отдать себе отчет в том, насколько тесно это связано с тем, что происходит в анализе. Ибо в анализе вы как раз с этим и имеете дело – перед вами человек, который вам что-то рассказывает, и вы замечаете, до какой степени двусмысленно то, что он знает, то есть то знание, которое имплицитно заключено в том, что он говорит, и о котором он не имеет, в конечном счете, ни малейшего представления, так как выслушивая его определенным образом, вы обнаруживаете, что слышите нечто совсем другое.

Операция эта была бы крайне непонятной, если бы в трех работах, о которых я говорил, Фрейд не проанализировал тщательно ряд явлений, среди которых, кроме сновидений, о которых я уже говорил, множество других, случайных, на первый взгляд, оплошностей – вы не можете, скажем, найти в кармане лежащий там ключ от вашей квартиры, или, наоборот, вытаскиваете их кармана ключ от своего дома, чтобы отпереть дверь им чужую. Фрейд показал нам, что за этими действиями, объясняемыми, на первый взгляд, утомлением или невнимательностью, стоит некое заявление. Так, доставая свой ключ перед чужой дверью, я заявляю тем самым, что «я у себя». Иначе это понять никак нельзя. Но самое важное идет дальше. Дело в том, что пресловутое «я у себя» это далеко не всякое «я у себя» – существует не один способ где-то быть у себя, и способ этот несет на себе печать чего-то такого, что позволяет определить настоящее положение того, что можно назвать мыслью… что мы обозначим пока буквой Х. Его, этот Х, я и имел смелость назвать субъектом.