Читать «Красавицы не умирают» онлайн - страница 98

Людмила Третьякова

Вот почему удачный стокгольмский дебют не мог за­ставить Ковалевскую не думать о том, что, пожалуй, это печально — быть ничьей. Умной, знаменитой, красивой, обаятельной — и ничьей.

                                                                     * * *

Летом 1886 года Ковалевская отправилась в Россию за дочерью, которую, уезжая в Стокгольм, оставила у род­ных. Все время ее вживания в новую почву стокгольмские дамы изводили Софью вопросами, как она может так долго жить в разлуке со своим ребенком. Хотя профессор Леффлер советовал российской гостье не обращать внима­ния на «шведский курятник», эти разговоры, видимо, уязвляли Ковалевскую.

Действительно, маленькой Софье уже исполнилось семь лет, а виделась она с матерью урывками. Впрочем, надо вспомнить, с какими опасениями Ковалевская ехала в Стокгольм, сколько сомнений у нее было, сложится ли у нее здесь карьера. Именно этим объясняется ее долгая разлука с дочерью. И, только убедившись, что сможет создать девочке хорошие условия, она привезла ее в Стокгольм.

Спустя много лет Софья Владимировна вспоминала, что, когда она сошла на шведский берег, их с матерью никто не встретил. Видимо, это неприятно удивило девочку. Но стоял конец лета, и знакомые Ковалевской еще были на даче.

Они наняли ручную тележку для багажа, дав носиль­щику адрес, а сами отправились через большой сад, где Соню поразили огромные цветущие агавы.

На первых порах Софья Васильевна сама занималась с дочерью русским языком, читала ей русские книги. Когда Соня немного пообвыклась, Ковалевская отдала ее в шведскую школу. Дочь знаменитой матери привлекала внимание, и девочку часто спрашивали, любит ли она ма­тематику. На что Софья-младшая отвечала, что похожа на своего отца и к математике совершенно не способна.

Из множества людей, посещавших их дом, в памяти девочки остался красивый, словно король экрана, человек. Это был Фритьоф Нансен.

...Умевшая влюбляться мгновенно и безоговорочно, Ко­валевская сразу выделила Нансена среди тех людей, зна­комство с которыми подарил ей интеллектуальный Сток­гольм. Все ярко, необычно было в этом человеке, начиная от внешности, просившейся на холст, и кончая манерой оде­ваться. Ковалевской нравился жизненный задор Фритьофа, этот неудержимый порыв, способность, махнув рукой на трудности, смертельные опасности, весело и дерзко служить своей идее. Это так сближало Ковалевскую и ее друга-полярника.

Они оба были не только романтиками, но и людьми дела, по праву прибиравшими к рукам положенную им славу. О Нансене Ковалевская писала, что «на великом жизненном пиру» великий норвежец «получил именно ту порцию, которую он сам желал».

Когда Нансен посвятил Софью Васильевну в план предполагаемого похода через льды Гренландии, она испу­галась: так рисковать своей жизнью! Фритьоф украшал собою Стокгольм, когда приезжал сюда, свою суровую Норвегию, да и, пожалуй, весь мир. Но Софья Васи­льевна знала, что никакие силы во Вселенной не заставят этого рыцаря ледяного королевства отказаться от задуман­ного. Он пойдет — и выиграет!