Читать «Красавицы не умирают» онлайн - страница 70

Людмила Третьякова

Спальня Мари напоминала уже не алтарь любви, а ча­совню. Здесь появились две золоченые фигуры Богоматери.

Мари знала, что умрет на этой кровати. Она уже дав­но не выходила из дома, и сил хватало лишь на то, чтобы по вечерам добираться до высокого окна и смотреть, как мимо проходит оживленная толпа мужчин и женщин, уве­ренных, что и завтра, и послезавтра для них будет сиять солнце.

Печальной подробностью ее смерти были веселые зву­ки карнавала, под них она и отошла в небытие. В это время, за несколько дней до Масленицы, Париж пел и танцевал.

Де Перрего все же пришел к своей несчастной подру­ге и этим скрасил ее последние земные мгновенья. Мари поняла, что он простил ее и что никогда не переставал любить. Она была благодарна ему за это и попрощалась с ним.

«Три дня, чувствуя, что летит вниз, в пропасть, ожи­дающую нас всех, она ни на минуту не выпускала руки своей служанки, будто та могла удержать ее. И только когда ангел смерти пришел за ней, она отпустила ее ру­ку. В последнем порыве молодости, испытывая ужас при мысли о небытии, она поднялась на ноги, словно хотела убежать, затем три раза простонала и затихла навсегда».

Так описал смерть Мари Дюплесси поэт Теофиль Готье. «Даме с камелиями» было двадцать три года...

Ирвинг Уоллес писал:

«Она лежала в гробу, усыпанная камелиями. Среди тех, кто провожал ее в последний путь на кладбище Монмартра, был старый русский граф, с двух сторон поддерживаемый слугой и сестрой Мари Дельфиной Паке».

                                              * * *

Когда Александр Дюма вернулся в Париж, Мари уже по­хоронили. Стараясь унять тоску, он бродил по тем самым улицам, по которым в дни былого счастья он проезжал с Мари в ее знаменитом экипаже. И вдруг он заметил: по всему городу были развешаны оповещения о том, что 12 марта 1847 года по такому-то адресу состоится аукцион по распродаже вещей.

Дюма слишком хорошо знал этот адрес. С бьющимся сердцем пришел он в знакомый дом на бульваре Мадлен и ходил по комнатам, где ничего не изменилось с той мину­ты, когда хозяйка навсегда покинула их.

Те самые люди, у которых хватило беспечности не на­вестить умирающую, с редким единодушием явились на аукцион. Здесь вообще было много любопытствующего народа. Пришли все столичные знаменитости, пришли да­же те, кто никогда не допустил бы для себя личного зна­комства с падшей женщиной.

Один из тех, кто поклонялся «даме с камелиями», оставил заметки «о возбужденной толпе, вторгнувшейся в пристанище сладострастного порока и бесконечной печали. Каждая вещь, принадлежавшая Мари, обрела статус со­кровища. «Я слышал, -— писал он, — как самые знатные дамы и самые искусные кокотки удивлялись изощренности и изысканности всех ее туалетных принадлежностей. Ее гребень был продан за сумасшедшую цену; ее головная щетка была продана чуть ли не на вес золота. Продава­лись даже ее поношенные перчатки, настолько была хоро­ша ее рука. Продавались ее поношенные ботинки, и поря­дочные женщины спорили между собой, кому носить этот башмачок Золушки. Все было продано, даже ее старая шаль, которой было три года; даже ее пестрый попугай... продали ее портреты, продали ее любовные записочки, продали ее лошадей — все было продано, и ее родствен­ники, которые отворачивались от нее, когда она проезжала в своей карете с гербами, на прекрасных английских ска­кунах, с торжеством завладели всем золотом, которое очистилось от этой продажи».