Читать «Красавицы не умирают» онлайн - страница 64
Людмила Третьякова
Самолюбие Мари, про которую говорили, что она облагородила порок, всегда страдало, угадывая в собственных любовниках более или менее скрытое презрение к себе.
Аде — так она называла Александра по его инициалам — был иным. Он, рожденный белошвейкой, потерявшей добродетель во время лесной прогулки с его отцом, жалея мать, вместе с нею жалел всех женщин, отвергнутых или порицаемых обществом. Мари, как и его мать, была из той отнюдь не малочисленной армии женщин, все несчастья которых имели источником два слова: соблазненная и покинутая.
Искренность, теплоту и действительное, а не лицемерное сострадание своей уязвленной душой Мари отлично чувствовала. Он казался ей милым, симпатичным. И хотя все слова любви ей прискучили, когда их говорил этот здоровяк с блестящими глазами, полудрема в ее сердце вытеснялась благодарным и позабыто волнующим чувством.
Дюма, несмотря на откровенные предупреждения своей подруги, влюблялся в нее все больше и больше. «Эта смесь веселости, печали, искренности, продажности и даже болезнь, которая развила в ней не только повышенную раздражительность, но и повышенную чувственность, возбуждали страстное желание обладать ею...»
Он гордился своею любовницей, и прежде всего перед отцом, весьма искушенным в вопросах женской красоты.
Вот как описывает Дюма-отец свое знакомство с подругой сына:
«Я шел по коридору, когда дверь одной из лож бенуара отворилась, и я почувствовал, что меня хватают за фалды фрака. Оборачиваюсь. Вижу — Александр.
— Ах, это ты! Здравствуй, голубчик!
— Войдите в ложу, господин отец.
— Ты не один?
— Вот именно. Закрой глаза, а теперь просунь голову в щелку, не бойся, ничего худого с тобой не случится.
И действительно, не успел я закрыть глаза и просунуть голову в дверь, как к моим губам прижались чьи-то трепещущие, лихорадочно горячие губы. Я открыл глаза.
В ложе была прелестная молодая женщина лет двадцати-двадцати двух. Она-то и наградила меня этой отнюдь не дочерней лаской. Я узнал ее, так как до этого видел несколько раз в ложах авансцены. Это была Мари Дюплесси, дама с камелиями...
В этот день я в первый раз целовал Мари Дюплесси. В тот день я видел ее в последний раз».
И этот взгляд был пристальным и нежным. Благодаря ему до нас дошел словесный портрет двадцатилетней «дамы с камелиями», написанный творцом «д'Артаньяна» и «Графа Монтекристо».
«Она была высокой, очень изящной брюнеткой с бело-розовой кожей. Голова у нее была маленькая, глаза миндалевидные, словно подведенные эмалью, что делало ее похожей на японку, но они всегда искрились жизнью. Ее губы были краснее вишни, а зубы — во всем мире не сыскать таких прелестных. Вся она напоминала статуэтку из саксонского фарфора».
Примечательно, что даже женщины, чья оценка часто бывает беспощадной, с неменьшим восторгом описывали внешность Мари. «Она обладала несравненным обаянием, — писала примадонна театра «Варьете». — Она была очень изящна, почти худа, но при этом удивительно грациозна... она имела ангельский овал лица; ее темные глаза выражали ласкающую томность; цвет лица ее был ослепительным. Но самым замечательным в ней были ее волосы. О эти восхитительные, шелковистые, темные волосы!»
