Читать «Красавицы не умирают» онлайн - страница 171
Людмила Третьякова
26 августа 1812 года, в день Бородинской битвы, когда был смертельно ранен Петр Иванович Багратион, Екатерина родила второго сына. Мальчика назвали Петром...
Багратион был уже погребен, когда Екатерина получила письмо от императора, где ни словом не было упомянуто о заслугах генерала-героя перед Отечеством. Напротив, Александр I писал о «грубых ошибках» Багратиона, ставших, по его мнению, «отчасти причиной наших неудач».
Неужто прогулки сестры с подозрительным генералом в Павловске не забылись?
Недолгую жизнь — всего тридцать лет — прожила Екатерина Павловна. Жребий ее был не слишком счастлив: вдовство, безрадостное второе супружество с принцем Вюртембергским, жизнь на чужбине, в разлуке с родиной, которую так любила. Похоронили ее в Штутгарте.
За две недели до смерти к ней заехал повидаться брат, Александр I. Это было похоже на последнюю улыбку судьбы. Напоминание о России, юности, надеждах и мечтах, которым не суждено было сбыться. Там оставался Павловск и его аллеи, по которым она бродила с генералом в золотых эполетах, как будто спеша наговориться с ним на всю оставшуюся жизнь.
Три Екатерины не принесли счастья. Они лишь прикоснулись к большой громоподобной судьбе и, словно чего-то испугавшись, поспешили отойти в тень. Как жаль! Как жаль...
Наверное, у этих женщин было особое предназначение: дать возможность «воину Петру» почувствовать себя любящим, а значит, познать мудрость и полноту жизни. Кто же осмелится сказать, что это — малость?
ПОРТРЕТ ИЗ МУЗЕЯ ОРСЭ
...Я наблюдала: мимо нее не проходил никто. Как и всякая красавица, эта женщина притягивала взгляд, но в отличие от живой — к ней можно было подойти и разглядывать сколько угодно. Так и делали. Вездесущие японцы окружили большой, почти в человеческий рост, портрет, уткнулись в табличку и тем, кто не мог подойти ближе, восхищенно передавали: «Барби, Барби!..»
Я усмехалась про себя, вспоминая резиновую куколку с гнущимися так и сяк ногами-руками, которую любит наша женская малышня. Мне хотелось сказать им: «Никакая она не Барби, а Варвара... Это совсем другое дело». Бог знает, отчего было приятно, что возле Варвары туристический народ со всего мира суетится, головами покачивает, фотографирует и ей здесь, на берегах Сены, не особенно одиноко.
Казалось, что мы с красавицей из музея Орсэ поверх голов заговорщически переглядываемся: мол, знай наших! В конце концов, мы с ней — свои люди. Но уйти просто так, узнав одно лишь имя, я не могла.