Читать «Константин Симонов. Собрание сочинений в десяти томах. Том 5» онлайн - страница 441

— В их численности сильно просчитались,— сказал Сер-пплип.

— Ну, тут я, по совести, не могу о себе сказать, что как в воду глядел. Глядел, как все. И обсчитался, как все. А в сроках оказался прав. А если б, решив брать их в Сталинграде на измор, еще месяц назад три армии у вас взяли на усиление Юго-Западного и Воронежского,— какие плюсы это могло нам дать, он сам теперь чувствует. При благоприятном ходе событий уже могли бы с севера резануть на Ростов и всего немца на Кавказе захлопнуть! А раз так, то зачем я тут хожу, отсвечиваю? Напоминаю своим присутствием о своих предложениях!

— И что дальше с тобой? — спросил Серпилин, не убежденный, что Иван Алексеевич прав, но все разно переживавший за него.

— Дальше, между нами говоря, не так плохо,— сказал Иван Алексеевич. — Мой тезка,— он назвал имя одного из командующих фронтов,— пе посмотрел на то, что я снят,— сразу же запросил к себе начальником штаба. И как будто получил «добро». Только я еще об этом пе знаю. — Иван Алексеевич насмешливо приложил палец к губам.

— То-то, несмотря ни на что, веселый.

— Конечно, веселый,— сказал Иван Алексеевич. — Считаю, что легко отделался. Сердит на меня еще с декабря,— зная это, ожидал большей для себя катастрофы. Видимо, вы помогли, подняли ему настроение своей победой. Орден за участие в разработке операции мне теперь, конечно, пе светит, и очередное звание мимо проехало, а в остальном — переживем.

— Если не ошибаешься, что зол на тебя, то действительно легко отделался,— сказал Серпилин, вспомнив глаза Сталина.

— А он вообще, если хочешь знать, сейчас нашим братом не разбрасывается,— сказал Иван Алексеевич. — Сейчас мы нужные. Кто есть — тот есть, а других взять неоткуда, кроме войны,—только она их на ходу рождает. И пока война, лишних нет и не будет. Все, кто действительно может воевать,—все до одного нужны! Со мной — так. Л теперь, как с тобой? — Ивап Алексеевич перестал ходить по комнате и, остановись перед Серпилипым, покачивался с каблуков па носки и обратно, заложив руки в карманы бриджей и выкатив широкую грудь, мускулатура которой была видна даже под рыжей верблюжьей, до горла, фуфайкой, надетой по-домашнему вместо кителя.

«Молодой еще, чорт,— подумал о нем Серпилин. — И живота нет, и лицо без морщин, гладкое, как будто только сейчас, на ночь, побрился. А может, и побрился. Переживает глубоко, но воли себе не дает — не та натура».

— Давай сядем, а то я, наверное, долго рассказывать буду. Мы не вы, не каждый день с ним встречаемся!

— А ты нам не завидуй,— усмехнулся Иван Алексеевич. — Может, тебе чаю дать?

— Уже пил.

— Кто тебя поил?

— Кто чаем поил — особая тема, о ней потом. Садись, и я сяду,— сказал Серпилин.

Он рассказывал о своем разговоре со Сталиным долго, с подробностями. Рассказал все, от начала до конца, оставив при себе только одну мысль — ту, самую трудную и страшную — о глазах.