Читать «Кафка. Жизнь после смерти. Судьба наследия великого писателя» онлайн - страница 5

В начале речи он сказал, что суд не должен принимать никакого решения, ибо по сути это решение было вынесено четырьмя десятилетиями ранее.

Адвокаты сидели спиной к рядам зрителей и лицом к трём судьям, восседавшим на возвышении. Слева находился Иорам Данцигер (видный специалист по коммерческому праву), в центре – Эльяким Рубинштейн (бывший Юридический советник правительства Израиля), справа – Цви Зильберталь (бывший судья окружного суда Иерусалима). Этим людям было поручено измерять законность каждого довода и определять пределы этой законности.

Ева сидела одна, в первом ряду. За несколько месяцев до этого я случайно встретил ее на улице Ибн Гвироля в Тель-Авиве, недалеко от ее квартиры; мне показалось, что она просто рассеянно бродит по городу. Сегодня её лицо, усыпанное пигментными пятнами, демонстрировало напряженное внимание и ясность сознания. Она заняла место прямо за своим адвокатом Эли Зоаром, опытным юристом с налаженными связями, который за свою карьеру представлял в судах высокопоставленных руководителей, офицеров высшего звена Армии обороны Израиля, крупных деятелей израильской военной промышленности и Шабака (Общей службы внутренней безопасности Израиля), а также – менее успешно – бывшего премьер-министра Израиля Эхуда Ольмерта. (Ольмерт, осужденный в 2012 году за злоупотребление доверием, а в 2014 году – за взяточничество, начал отбывать 19-месячный тюремный срок в феврале 2016 года.) За последние восемь лет Ева несколько раз меняла адвокатов: до Зоара ее интересы на разных этапах разбирательства представляли Иешая Этгар, Одед Коэн и Ури Цфат. Ева говорила мне, что она отдала Зоару в залог свою квартиру на тот случай, если она умрёт до того, как закончится суд.

Зоар, редкие волосы которого были зачёсаны набок, прокашлялся и начал говорить. Говорил он с вежливой отстраненностью – доходчиво, без нарочитости. В начале речи он сказал, что суд не должен принимать никакого решения, ибо по сути это решение было вынесено четырьмя десятилетиями ранее. Когда в 1924 году Франц Кафка умер от туберкулеза, не дожив одного месяца до своего сорок первого дня рождения, то его близкий друг и покровитель Макс Брод – сам известный и плодовитый автор – нарушил последнюю волю Кафки: сжечь оставшиеся рукописи, дневники и непрочитанные письма. Вместо этого Брод сохранил рукописи и посвятил всю свою оставшуюся жизнь канонизации Кафки как самого прозорливого и беспокойного летописца XX века. Когда Брод умер в Тель-Авиве в 1968 году, эти рукописи перешли к его секретарю и доверенному лицу Эстер Хоффе, матери Евы.