Читать «Кафка. Жизнь после смерти. Судьба наследия великого писателя» онлайн - страница 3

По окончании Шестидневной войны Ева преподавала музыку и ритм ученикам первого и второго классов, радуясь их импровизациям. Но в следующем году Ева пережила двойную потерю: с промежутком в пять месяцев ушли из жизни и её отец, и уроженец Праги писатель Макс Брод, который буквально стал для неё вторым отцом. Ева поняла, что она больше никогда не сможет ни исполнять, ни преподавать музыку.

Заметив страдания Евы, израильский поэт и автор песен Хаим Хефер (1925–2012), еще один завсегдатай кафе «Кассит», порекомендовал ее на работу в израильскую авиакомпанию «Эль Аль», и три следующих десятилетия она работала там сотрудницей наземного персонала. «Я не хотела быть стюардессой, – сказала она, – потому что мне хотелось быть рядом с матерью». Вместо этого она совсем как ребенок радовалась, слушая рев самолетных двигателей и наблюдая за работой коллег в светоотражающих жилетах и звукопоглощающих наушниках, которые с помощью светящихся жезлов направляли прибывающие самолеты на стоянки. В 1999 году, в возрасте 65 лет, она ушла на пенсию.

За все годы работы в «Эль Аль» Ева так и не захотела полететь в Германию. «Я не смогла их простить», – сообщила она. А еще за все эти годы она так и не вышла замуж. «Когда я услышала, как язвительно Феликс Вельч (друг Кафки, бежавший из Праги в Палестину вместе с Максом Бродом. – Прим. авт.) отзывался о своей жене Ирме, то поняла, что не хочу выходить замуж». Она предпочла жить в подобии симбиоза со своей матерью Эстер вместе с их кошками в тесной тель-авивской квартирке на улице Спинозы.

Ева Хоффе быстро влилась в круги интеллектуалов Тель-Авива – в число ее друзей входили родившийся в Берлине и писавший на иврите поэт Натан Зах и художник Менаше Кадишман, – но сама не претендовала на какую-то особую интеллектуальность. Она признавалась мне, что не читала многих книг Брода. У Евы не было детей; она полагалась на поддержку круга преданных друзей, они с нее разве что пылинки не сдували. Трое таких друзей сейчас сидели рядом с ней в уголке зала Верховного суда, ожидая начала слушаний. «Что бы ни случилось, – предупредил её человек с газетой, – не говори ни слова! И никаких возгласов!» Она кивнула и передала свое огорчение словами другого человека: «Если бы Макс Брод был жив, – глухо сказала она, – то он бы пришел на этот суд и сказал: „Jetzt Schluss damit!“» («Да хватит уже!»).