Читать «Каннибал из Ротенбурга» онлайн - страница 67

Он накинул черную вуаль на все зеркала. Вуаль обнаружилась в одном из шкафов в комнате матери. Нет, он ничего там не искал. Просто конец вуали торчал из комода, Армин потянул и решил, что это как раз то, что ему сейчас нужно: видеть кругом черную пустоту.

Когда вокруг все черно и глухо — пустота внутри его собственного тела не казалась такой оглушающей и страшной.

Он знал, что пони сейчас одиноко тоскует в конюшне в ожидании ежедневной прогулки. Уже будучи очень больной, мамаша Майвес всегда находила в себе силы спуститься со второго этажа и вывести пони во двор. Иногда она доверяла это Армину, но очень редко. И теперь, когда исполнилась его заветная мечта, и можно было сколько угодно раз выводить пони на прогулку, гладить его сонную, немного по-ослиному туповатую морду, и говорить с ним обо всем на свете, как с лучшим другом, Армин вдруг со страхом понял, что ему этого совсем не хочется.

Пусть пони тоже побудет один, пусть потоскует без мамы… Нельзя, чтобы кому-то было хорошо, когда вокруг все так плохо.

Мими несколько раз мурлыкала под дверью, Армин слышал, как она нетерпеливо скребла когтями о косяк, но и Мими сегодня не смогла бы заполнить ту внутреннюю пропасть, которая распирала Армина.

Все, к чему он сегодня прикасался, мгновенно превращалось в безвоздушное пространство, такое же бесполезное и мертвое, как золото Мидаса.

Армин занавесил в доме все окна, хотя свет зажег только в своем кабинете.

Соседи, знавшие о горе Армина, поздно вечером, бросив мимолетный взгляд на его беспросветный дом, наверное, думали, что тот наглотался снотворного и, опустив шторы, уже уснул или, наоборот, неприкаянно бродит по темным глухим коридорам, как призрак в поисках собственной тени.

— У него в доме сорок четыре комнаты, — говорил в это время кто-нибудь из соседей своей жене перед сном.

Жена куталась в плед и нервно повторяла за мужем:

— Сорок четыре…

— Я тебя спрашиваю, как можно жить одному в сорока четырех комнатах? — продолжал муж. — Зарежут, и никто не услышит!

— Кто зарежет? — ничего не соображая, спрашивала жена. — Он же там один!

— Все равно, — бормотал, засыпая, муж, — пусть не зарежут. Тогда еще хуже.

— Почему же хуже?

— Потому что, когда режут, ты уже не совсем один. А так…

— Ох! — вздыхала жена. — И, главное, прямо напротив нас! А зачем, скажи на милость, ему эти детские качели? Да еще лиловые?

— А ржавые машины?

— Но человек он все же хороший, — заключала жена, — непьющий.

— Теперь точно сопьется! — заверял ее муж. — Один в сорока четырех комнатах и без матери! Как Синяя Борода.

Они думали так и ошибались. В этот полуночный час Армин был не один. Он, как всегда, сидел в своем плотно прижатом к стене кресле и упирался затылком в стену, обклеенную старыми обоями в корзиночках с цветочками.

Свет, освещающий «гауптвахту», был похож на свет догорающего камина — тускло мерцающий, слабо вспыхивающий по временам то тут, то там, нигде не доходящий до углов комнаты. В углах стоял мрак и пахло кислятиной.

Армин курил сигарету, морщился, как от зубной боли, и, обращаясь к кому-то сидящему где-то рядом, беспрерывно говорил. Тот, к кому он обращался, постоянно скрывался в тени, но чувствовалось, что Армин его хорошо видит.