Читать «Казнь. Генрих VIII» онлайн - страница 142

Валерий Николаевич Есенков

Так же твёрдо Дороти повторила, умоляя глазами, чтобы он ей разрешил:

— Я буду на площади! Буду!

Не поднимая затуманенных глаз, благодарно похлопал её по плечу и решительно повторил:

— Нет, прошу тебя. Подумай, что, если это может мне помешать?

Она задышала порывисто, тяжело. Её молодые, крепкие, гладкие губы наполовину раскрылись. На смуглых щеках зарделся тяжёлый румянец. Большие глаза потемнели и сузились. Чистый голос звенел:

— Я непременно буду на площади, мастер!

Сжал выше локтя ей руку и с грустной нежностью попросил, чуть наклоняясь к её пылающему лицу:

— Не приходи.

Служанка только стиснула неровные белые зубы и упрямо мотнула гордой своей головой.

Мор хотел поцеловать её прямо в сочные губы, прижаться к горячему, сильному телу и не отпускать от себя, пока за ним не придут, чтобы, на глазах у близкого человека, встретить их с подобающей твёрдостью и мужественно ждать, когда искалечат его и вырвут кишки, но в его голосе раздался металл:

— Это моя последняя просьба. Ты исполнишь её. Так должно быть.

Дороти молчала мучительно долго, опустив рыжую голову в белом чепце с отворотами у подбородка, теребя широкий передник. Губы её плотно сжимались, точно были готовы, но не хотели что-то сказать; попробовала снизу взглянуть на него, но не смогла, порывисто схватила его потеплевшую влажную руку, жадно поцеловала в ладонь и согласилась чуть слышно:

— Будь по-вашему... если смогу...

Провёл другой рукой по её волосам, покрытым грубым полотняным чепцом, и сказал, силясь улыбнуться как ни в чём не бывало:

— Не стоит из-за меня убиваться, малыш. Смерть — это наше обычное дело, ибо все мы умрём. Я давно это знал и давно готовил себя.

Дороти вдруг всхлипнула громко, но тут же сумела удержать горькие слёзы и прошептала:

— Новы...

Подал узелок:

— Тебе уже надо идти.

Она вся поникла, прижала к груди этот свёрток с грязным бельём и выговорила едва слышно, почти одними губами:

— Прощайте.

Подвёл её к самой двери, сказав на прощанье, надеясь хоть этим утешить её:

— Ещё, может быть, до свиданья.

Мор остался один, и его чувства тотчас смешались. Ему был противен обман, который высовывал свой ползучий язык из каждого слова прощанья. Он мог преподнести в подарок жене фальшивые драгоценности, в поучение, чтобы этим излечить её слабую душу от напыщенного тщеславия, от смешного желания выглядеть как знатная дама и потом вместе с ней посмеяться этой шутливой проделке, но Дороти Колли он обманывал из жалости к ней, тогда как жалость была не достойна её, такой верной и стойкой во всех испытаниях. Вероятно, она догадалась, и этой сильной и гордой натуре эта ложь должна быть унизительна и противна. Несмотря на то, что девушка была у него в услуженье, он называл её своим другом, как называл всех своих слуг, и по этой причине ему не следовало бы так поступать.

Но обманывал ли только её? Не было ли в его фальшивом прощании другого лукавства? Не себя ли морочил этим змеиным «может быть, до свидания»?

И вновь с отчаянным трепетом взметнулась никогда не покидающая человека надежда. Подумать ни о чём зримом не успел. Все его мысли тотчас исчезли. В обезмысленном существе больше не было ничего, кроме рвущей душу утробной надежды. В душе кипело и рвалось одно безотчётное, дикое, наглое желание жить, существовать, прозябать в каком-нибудь жалком углу, лишь бы жить и дышать и не думать о безумной завтрашней муке.