Читать «Казнь. Генрих VIII» онлайн - страница 128
Валерий Николаевич Есенков
С этими судьями всё было ясно.
По бокам и за ними — небольшая толпа, человек двенадцать или пятнадцать, ему некогда и незачем было считать. Лорд — хранитель печати, хранитель королевского гардероба, герцог Сэффолк. Томас Кромвель, секретарь короля.
С этими тоже понятно.
Два главных судьи королевства. Ещё судей пять или шесть, не известных ему.
Больше в этой толпе не обнаружил профессиональных юристов, знавших закон.
Не было Ропера, его зятя, который был обязан быть на суде.
Выходило, что его туманное дело король не доверил настоящим, известным законникам.
Выходило, что его не собирались судить.
Не оставалось сомнений: «Всякий обвиняемый в измене виновен!»
Формула беззаконная, однако в глазах этих бессловесных слуг короля она имеет безусловную силу закона. Её они со спокойной совестью и применят к нему.
Надежды на оправдание быть не могло: он был обречён.
Им сказали вчера или нынешним утром, перед самым началом суда, каким должен быть приговор. Новый канцлер, новый секретарь короля, отец королевы, дядя королевы и брат не имели причин возражать, без него будет спокойней хватать и присваивать всё, что можно схватить и присвоить. Они без рассуждений вынесут приговор.
Может быть, только ждут от него, чтобы подсудимый умолял о снисхождении, о пощаде, чтобы унизил себя, позволил себя растоптать и выставить на всеобщий позор, загубив свою душу ради того, чтобы спасти это бренное и без того уже слишком слабое тело.
Он не мог позволить себе ничего, что бы было похоже на унижение, и окончательно овладел собой.
Канцлер начал торжественно, важно зачитывать обвинительный приговор.
Вступление повторяло акты парламента о верховенстве короля, и философ почти не слушал его.
Да, едва ли могли быть сомнения: они намеревались растоптать и унизить его.
И как же должно теперь поступить?
Прикрывши глаза тяжёлыми веками, оглаживая время от времени длинную бороду, старался обдумать своё положение, беспокойно и властно отыскивая тот единственный выход, который оградит его честь, спасёт душу его, даже в этих безвыходных обстоятельствах послужит делу противодействия забывшейся, опрометчивой власти. Стремительно отбрасывал мысли одну за другой, не видя достойного выхода.
Канцлер всё ещё что-то читал.
То улавливая, то вновь пропуская слова, видел, что положение безнадёжно. Этого не мог не признать, ведь он был старый политик и хороший юрист. Но и самая безнадёжность не останавливала, не укрощала, вызывая наружу новые силы и новую злость, без чего не выигрывается никакое сражение.
Должен был сопротивляться им до конца.
Канцлер читал:
Старательно удерживал в памяти то, что с самого начала твёрдо запомнил, как и подобало запомнить юристу:
И с жутью почувствовал вдруг, что не должен, не сможет уклоняться, молчать, как поступал до сих пор на допросах, лишая Генриха законного права на обвинительный приговор, тот самый, окончательный, который обжалованью не подлежит.
