What little moisture had oozed into the atmosphere gathered into dull grey, formless clouds; it became quite warm, the thermometer rising to twenty below; and the moisture fell out of the sky in hard frost-granules that hissed like dry sugar or driving sand when kicked underfoot. | Влага, медленно просачиваясь в атмосферу, собиралась в бесформенные свинцовые тучи. Теплело. Термометр поднимался до минус двадцати, и на землю падали твердые кристаллики, хрустевшие под ногами, как сахар или сухой песок. |
After that it became clear and cold again, until enough moisture had gathered to blanket the earth from the cold of outer space. | Затем снова устанавливалась ясная, холодная погода; а когда в воздухе накапливалось достаточно влаги, чтобы укрыть землю от холода, опять наступало потепление. |
That was all. | И все. |
Nothing happened. | Не было никаких происшествий. |
No storms, no churning waters and threshing forests, nothing but the machine-like precipitation of accumulated moisture. | Не было ни бурь, ни шума воды, ни треска ломающихся деревьев - ничего, кроме регулярного выпадения ледяных кристаллов. |
Possibly the most notable thing that occurred through the weary weeks was the gliding of the temperature up to the unprecedented height of fifteen below. | Пожалуй, самым значительным событием за эти долгие, тоскливые недели был подъем ртути до неслыханной высоты - пятнадцать ниже нуля. |
To atone for this, outer space smote the earth with its cold till the mercury froze and the spirit thermometer remained more than seventy below for a fortnight, when it burst. | Потом, словно в отместку, землю охватил космический холод, ртуть замерзла, а спиртовой термометр две недели стоял на семидесяти. |
There was no telling how much colder it was after that. | Наконец он лопнул, и неизвестно, насколько упала температура после этого. |
Another occurrence, monotonous in its regularity, was the lengthening of the nights, till day became a mere blink of light between the darkness. | Другим явлением, монотонным в своей регулярности, было то, что ночи становились все длиннее и длиннее, пока день не превратился в короткий проблеск света, прорезавший мрак. |
Neil Bonner was a social animal. | Нийл Боннер любил общество себе подобных. |
The very follies for which he was doing penance had been bred of his excessive sociability. | Самые его проступки, за которые он теперь нес покаяние, родились из его чрезмерной общительности. |
And here, in the fourth year of his exile, he found himself in company-which were to travesty the word-with a morose and speechless creature in whose sombre eyes smouldered a hatred as bitter as it was unwarranted. | И вот на четвертом году своего изгнания он оказался в обществе - само это слово звучало здесь пародией - угрюмого, молчаливого человека, в чьих глазах таилась беспричинная, но глубокая ненависть. |
And Bonner, to whom speech and fellowship were as the breath of life, went about as a ghost might go, tantalized by the gregarious revelries of some former life. | И Боннер, которому дружеская беседа была нужна, как воздух, жил, словно призрак, терзаемый памятью о радостях прошлого существования. |
In the day his lips were compressed, his face stern; but in the night he clenched his hands, rolled about in his blankets, and cried aloud like a little child. | Днем лицо его было непроницаемо и губы сжаты, но зато ночью он ломал руки и катался по постели, рыдая, как ребенок. |
And he would remember a certain man in authority and curse him through the long hours. | Часто он вспоминал лицо власть имущее и в долгие ночные часы слал ему проклятия. |
Also, he cursed God. | И еще он проклинал бога. |