Читать «Игры Фортуны» онлайн - страница 16

Михаил Кожемякин

— Они свободны?

— Не то, чтобы совсем, но больше, чем в Холмогорах.

— Что обозначает сие?

— Понимайте, как хотите, мне недосуг посвящать вас в тонкости, коих я и сам не знаю. Но они спаслись.

— Слава Богу Великому и Пресвятой Богородице! — странный гость троекратно перекрестился. Торжественно, как на молебне.

«Он вполне мог быть в прошлом духовным лицом…  — промелькнуло в мыслях у Петра Бирона. — Надо же, один русский монах уже принимал на себя имя убиенного русского царевича…  Это что, такая гримаса истории?! Но зачем он пришел ко мне? Ведь на этом его самозванство и кончится!».

— Почему меня свергли с трона? — продолжал свои расспросы странный гость.

— Полагаю, исключительно потому что принцесса Анна сама лишила себя всякой опоры! — сварливо пробормотал Бирон-младший. Вовсе не хотел отвечать, но не выдержал, вспомнились обиды дней былых. — Сначала она приказала этому предателю Миниху арестовать моего отца и всю нашу семью, потом отрешила от должности и самого Миниха. Отца с матерью — в Шлиссельбург, а Миниха — под барабанный бой — в отставку! Славно, наверное, тогда били барабаны! Жаль, я не слышал…

— Так вот почему я оказался в Шлиссельбурге…  — медленно и задумчиво проговорил странный гость.

— Опять не понимаю вас, сударь.

— Я все думал, много лет думал, в чем я согрешил, в чем виноват перед Господом, за что меня заперли в эту темную и тесную клетку…  Как зверя. Так вот за что. За матушкин грех…  Вашего отца пытали в Шлиссельбурге?

— Зачем спрашивать, коли сам знаете, вы ж русский. Как водится. Как это именуется: «Допрашивали с пристрастием». На всю крепость он от этого пристрастия верещал, как боров на бойне. Между прочим, не его одного. Матушку, слабую, полубезумную женщину — тоже. Чтоб вы знали, мой любопытный друг. Правда, она была тверже духом…  А еще, чтобы завершить длинный перечень «благодеяний» правительницы Анны Леопольдовны нашей семье, замечу, что у нас отняли все имущество, совершенно все, включая одежду. Не знаю, верить ли, но я слышал от офицеров, что сама Аннушка и ее любимица, фрейлина Менгден, спарывали золотое шитье с камзолов моего отца. Развлекались, наверное, зачем иначе? Не поверите, мне до сих пор обидно и больно думать об этом, хоть она давно мертва, а я уже старик. Ведь я в пору нашей золотой юности относился к покойной Анне Леопольдовне с самым искренним дружеским расположением…  А она — так со мной поступила! Но только наша беда стала ее бедой…  Меньше чем через год…  Как это говорят в России: «Не рой другому яму, сам в нее попадешь!». А еще: «Отлились кошке мышкины слезки», ха-ха!

— Почему вы считаете, герцог, что принцесса Анна сама повинна в своем падении?

— После ареста фельдмаршала Миниха правительницу больше никто не защищал. И цесаревна Елизавета Петровна легко ее обошла, полагаясь на одну гвардию и на свое громкое имя: «дщерь Петра Великого»! Смахнула нашу Аннушку с шахматной доски…  Как пешку! Остальное вы, верно, знаете.

— Знаю. Лучше бы не знать! В четыре года меня разлучили с матерью, отцом. Назвали Григорием. Гришкой! Меня — императора Иоанна!