Читать «Иверский свет» онлайн - страница 7

Научно-технической революции.

При всем уважении к коромыслам

хочу, чтоб в самой дыре завалющей

был водопровод

и движенье мысли.

За это я стану на горло песне,

устану —

товарищи подержат за горло.

Но певчее горло

с дыхательным вместе —•

живу,

не дыша от счастья и горя.

Скажу, вырываясь из тисков стишка,

тем горлом, которым дышу и пою:

«Да здравствует Научно-техническая,

перерастающая в Духовную!»

Революция в опасности. Нужны меры.

Она саботажникам не по нутру.

Научно-технические контрреволюционеры

не едят синтетическую икру.

ХУДОЖНИК И МОДЕЛЬ

Ты кричишь, что я твой изувер,

и, от ненависти хорошея,

изгибаешь, как дерзкая зверь,

голубой позвоночник и шею.

Недостойную фразу твою

не стерплю, побледнею от вздору.

Но тебя я боготворю.

И тебе стать другой не позволю.

Эй, послушай! Покуда я жив,

жив покуда,

будет люд тебе в храмах служить,

на тебя молясь, на паскуду.

2*

35

Не исчезай на тысячу лет,

не исчезай на какие-то полчаса...

Вернешься Ты через тысячу лет,

но все горит

Твоя свеча.

Не исчезай из жизни моей,

не исчезай сгоряча или невзначай.

Исчезнут все.

Только Ты не из их числа.

Будь из всех исключением,

не исчезай.

В нас вовек

не исчезнет наш звездный час,

самолет,

где летим мы с тобой вдвоем,

мы летим, мы летим,

мы все летим,

пристегнувшись одним ремнем,—

вне времен —

дремлешь Ты на плече моем,

и, как огонь,

чуть просвечивает ладонь Твоя. Твоя ладонь.

Не исчезай

из жизни моей.

Не исчезай невзначай или сгоряча.

Есть тысячи ламп.

И в каждой есть тысячи свеч,

но мне нужна

Твоя свеча.

Не исчезай в нас, Чистота,

не исчезай, даже если подступит край.

Ведь все равно, даже если исчезну сам,

я исчезнуть Тебе не дам.

Не исчезай.

НЕ ПИШЕТСЯ

Я — в кризисе. Душа нема.

«Ни дня без строчки», — друг мой точит.

А у меня —

ни дней, ни строчек.

Поля мои лежат в глуши.

Погашены мои заводы.

И безработица души

зияет страшною зевотой.

И мой критический истец

в статье напишет, что, окрысясь,

в бескризиснейшей из систем

один переживаю кризис.

Мой друг, мой северный,

мой неподкупный друг,

хорош костюм, да не по росту.

Внутри все ясно и вокруг —

но не поется.

Я деградирую в любви.

Дружу с оторвою трактирною.

Не деградируете вы —

я деградирую.

Был крепок стих, как рафинад.

Свистал хоккейным бомбардиром.

Я разучился рифмовать.

Не получается.

Чужая птица издали

простонет перелетным горем.

Умеют хором журавли.

Но лебедь не умеет хором.

О чем, мой серый, на ветру

ты плачешь белому Владимиру?

Я этих нот не подберу.

Я деградирую.

Семь поэтических томов

в стране выходит ежесуточно.

А я друзей и городов

бегу, как бешеная сука,

в похолодавшие леса

и онемевшие рассветы,

где деградирует весна

на тайном переломе к лету...

Но верю я, моя родня —

две тысячи семьсот семнадцать

поэтов нашей федерации

стихи напишут за меня.

Они не знают деградации.

СВЕТ ДРУГА

Я друга жду. Ворога отворил,

зажег фонарь над скосами перил.

Я друга жду. Глухие времена.

Жизнь ожиданием озарена.

Он жмет по окружной, как на пожар,

как я в его невзгоды приезжал.

Приедет. Над сараями сосна-

заранее озарена.

Бежит, фосфоресцируя, кобель.

Ты друг? Но у тебя — своих скорбей...

Чужие фары сгрудят темноту —

я друга жду.

Сказал — приедет после девяти.