Читать «Иверский свет» онлайн - страница 32

Из хобота в душевой обливается.

«Я мамонт, — вопит, — товарищи,

в семье и на производстве.

Чем больше от себя отрываешь,

тем больше на сердце остается».

И в глазах у него истома.

Так Прохоров ушел из дома.

2.

Мамонт пролетел над Воронежем,

как будто память злосчастная,

чем ее больше гонишь,

тем больше она возвращается.

— Олохолуу! —

Мамонт пролетел над Аризоной,

трубя по усопшим предкам —

«Как захолустно, ау!» —

его принимали резонно

за непознанные объекты:

«Олохолуу!»

3. НА БАЗАРЕ

Трубач Арлекин Тарелкин,

аллергик,

труба мирового класса,

не взял на базаре мяса.

(7 р. показалось ему странным.)

Оскорбился трубач ресторанный,

покрутил ключом от «мерседеса»,

и задумал трубач паскуду:

«Мои легкие — безразмерны.

Я вдую в себя атмосферу,

а выдувать не буду».

После первой затяжки

он ростом стал со слоненка,

после второй затяжки

глаза вылетели как шампанское,

после третьей затяжки

на рынке дефицит кислорода.

А трубач взлетал над народом,

раздувался все больше, больше,

подымался все выше, выше,

и все меньше в глазах становился.

Ключик с небес свалился.

4.

Или это лже-Дима?

5.

Мамонт пролетел над Россией,

не слоник из мармелада —

помните, беда разразилась,

когда вскрыли гроб Тамерлана.

Не трогайте мир мемориальный.

Олохолуу!

6. КАССИРША

Кассирша авиакассы

тоже вкусила мяса.

Кавалеров не забь.вает,

а любовь в ней все прибывает.

Какая она красивая!

Пышнее киноактрисы.

Ей тесно в тужурке синей,

с косой золотой австрийской!

Диспетчерша острит, точит лясы:

«Проверяйтесь, не отходя от кассы».

Но на сердце у девушки — проголодь.

Пролетал ее шурин, Прохоров,

пролетал Тарелкин, мужчина,

Омский хор пролетал на Вену.

Сына ей надо, сына...

Мамонт мой, маленький комарик,

царевич — неубиенный!

7.

Мамонт пролетел над Коломенским,

загнувши салазки бивней —

олохолуу! —

чем больше друзей хоронишь,

тем память их неизбывней.

Сколько я хороню...

8. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Прямо с аэродрома,

шерстью мамонтовой бахвалясь,

накрутив, как кольцо, на палец,

я явился в Дом литераторов.

Там в сиянии вентиляторов

заседало большое Лобби:

Ваксенов, Прохоров, Олби,

Макгибин с мелкокалиберкой

и отсутствующий Лоуэлл,

бостонец высоколобый,

что некогда был Калигулой.

Я им закричал: «Коллеги!

Охотники и художники!

Отныне мы все задолжники

бессмертно вечного мяса.

Мы живы и не во мраке,

пока нас грызут собаки!»

Лоуэлл не засмеялся.

Лишь колечко растер перстами,

будто пробовал лист лавровый...

Ты умрешь через месяц, Лоуэлл,

возвращаясь в такси оплошном

от семьи своей временной — к прошлой,

из одной эпохи в другую!

Закрутились нули таксиста

где-то в области метафизики,

мимо Рима, Москвы, Мемфиса,

мамонт белый и мамонт сизый,

пронеслась и на том спасибо —

жизнь золотая тайна мирозданья

милостыня мирозданья.

9.

Мамонт пролетел над Волгоградом,

мамонт пролетел над Ворошиловградом,

мамонт пролетел над Царьградом,

мамонт пролетел над становьем Кы,

с хвостиком, как запятая Истории,

за которым последует столько.

За 13 тыщ лет до Маркеса,

за 11 до христианства

и в печенке вечного мяса,

вгрызаясь, висли собаки.

Мамонты разлетались, однако.

Покидая мир многошумный,

он летит к стеклянному чуму,

где сидят Олох и Олуу 1—

Время льют в пиалу.